Василий III

Когда мы говорим о том, что церковь и придворные уступили настойчивому желанию Василия III жениться вторично, мы рисуем ситуацию очень мягкими словами. Они не просто уступили — их заставили уступить. Причем обратив против не в меру благочестивых строптивцев всю мощь государственной карательной машины. Это, можно сказать, было ноу-хау Василия III. Расправы над неугодными — дело обычное в любой стране. Вопрос только в формах этой расправы. Раньше могли посадить в тюрьму и там тихонечко убить. Или просто — приказать слугам убрать нечестивца, а с холопов какой спрос, их и судить-то никто не будет. Или на помощь приходили зелья и яды. Все это было понятно и привычно, это лишало человека жизни, но не чести. Его не ломали, не унижали, не заставляли пережить кошмар, который чувствует личность, раздавливаемая всей махиной государства Российского.

Василий III провел крупные политические процессы, суды над неугодными. При этом истинные причины судебного преследования были скрыты, а предъявленные обвинения — по большей части вымышлены или по крайней мере сильно преувеличены. Это была не расправа с конкретными людьми, а образцово-показательные репрессии, ставящие целью устрашить церковных иерархов и политическую элиту. Чтобы другим неповадно было противоречить государю. Намек, высказанный в столь откровенной форме, был понят. Церковь и придворные уступили…

Конфликт между иерархами и Василием III назревал давно. Монарху была нужна поддержка в, скажем деликатно, не всегда благовидных делах. Например, надо было что-то делать с князем Василием Шемячичем Новгород-Северским. С одной стороны, княжество было лояльно Москве, князь участвовал в русско-литовских войнах. С другой — Шемячич вел интенсивные переговоры и с Литвой, и с Крымом и неизвестно до чего мог договориться. Была угроза измены буферного княжества на русско-литовской границе, которую его правитель мог совершить со всей искренностью независимого правителя, выбирающего союзников по своему разумению.

И как «принципиальные святоши» предложили бы решить Василию III эту проблему? Увещеваниями да беседами? Собственно говоря, вариантов было два. Первый — карательная акция, силовой захват княжества. Скандально, затратно, грязно, много трупов ни в чем не повинных местных жителей. Ведь и северские города, и столицу, Новгород-Северский, чего доброго, пришлось бы брать штурмом.

И второй вариант. Вызвать Шемячича в Москву, как бы в гости для дружеской беседы, а там — по ситуации. Даст он убедительные гарантии верности — уедет назад; не даст — арест самого князя и нескольких человек его свиты на московском подворье будет куда менее болезненной и кровавой акцией, чем силовое приведение к повиновению целого княжества.

Проблема была в том, что Василий Шемячич, оценивавший нравы русского государя весьма трезво, ехать в Москву не хотел. И соглашался принять приглашение Василия III только в том случае, если ему даст гарантии безопасности лично митрополит всея Руси. А митрополит не хотел идти на заведомое клятвопреступление.

17 декабря 1521 года покинул кафедру нестяжатель митрополит Варлаам. Василий III требовал от него охранной грамоты для Шемячича. Митрополит отказал, ушел в Симонов монастырь, а потом оказался в заточении в тюрьме Каменского монастыря[231]. 27 февраля 1522 года на владычный престол взошел иосифлянин Даниил, игумен Волоцкого монастыря. Современники и потомки говорили о беспринципности и карьеризме нового главы церкви. Он начал с кадровых перестановок, возводя на епископские кафедры своих, иосифлян: Акакия на Тверскую епископию, Иону на Рязанскую. Даниил легко дал охранную грамоту Шемячичу и поручился, что его в Москве не тронут.

Северский князь прибыл в столицу в апреле 1523 года. Видимо, он проявил недостаточно внимания. Когда он въезжал в Москву, по улицам бегал юродивый с метлой и лопатой, которыми он собирался убирать всякую нечисть. Князю бы внять недоброму знаку и повернуть коней… Но он верил Василию III и Даниилу. И напрасно. Его арестовали. На свободу он уже не выйдет. Князь умрет в заточении через шесть лет, в 1529 году[232]. Действия Даниила вызвали одобрение Василия III и возмущение среди ряда православных иерархов. А. А. Зимин связывает с протестом против свершенного клятвопреступления отставку в 1523 году пермского епископа Пимена.

Следующая стычка с церковью и светскими вольнодумцами пришлась на декабрь 1524 года, когда были арестованы сперва ученый монах нестяжатель Максим Грек, а затем сын боярский Берсень Беклемишев, крестовый дьяк Федор Жареный и спасский архимандрит Савва Грек. По делу также проходил ряд дворян и церковных лиц. Историками установлено, что это были люди, связанные с окружением удельных князей — Юрия Дмитровского и Дмитрия Угличского (И. Н. Берсень, П. Муха Карпов, Я. Давыдов, М. А. Плещеев). Вместе с Максимом Греком они выступали против развода и второго брака Василия III, тем самым поддерживая претензии на престол Юрия Дмитровского[233].