Василий Пушкарёв. Правильной дорогой в обход

По приезде в Париж, это было 24 октября 1969года, в нашем посольстве мне сказали, что художник Леонардо Михайлович Бенатов спрашивал, когда я приеду.

Когда в один из дней мы условились с А. М. Ланским встретиться у меня в гостинице, чтобы поехать осматривать парижский галерейки, в которых имелись произведения А. Г. Явленского, страстным поклонником живописи которого был Ланской, то войдя в мою «обитель», Андрей Михайлович ужаснулся, увидя какой убогий «апартамент», и не смог удержаться от восклицания: «Как, директор Русского музея в таком номере!?». Я отшутился, успокоил его, и мы поехали. В трёх – четырёх галерейках было по несколько вещей Явленского. В одной из них – сразу семь превосходных произведений разных периодов творчества мастера.

Но это было несколько позже, а тогда, устроившись в этой злосчастной гостинице, я вернулся в посольство. Сначала позвонил Анне Александровне Бенуа – Черкесовой, которая из-за болезни сына раньше двух часов принимать не может. Потом созвонился с уже давно и хорошо мне знакомым Львом Адольфовичем Гринбергом. Договорились о встрече вечером этого же дня. И наконец начал разыскивать Бенатова. Звонил по двум телефонам, но его не оказалось дома.

Вечером, как и договорились, я встретился со Львом Адольфовичем Гринбергом. Встреча было приятной и радостный. Всегда приветливый, доброжелательный, с удивительно мягким характером, на этот раз он был особенно взволнованным: я привёз ему в подарок русскую расписную северную прялку. Радости не было конца. Он рассматривал её, нежно поглаживая руками. Ещё бы! Это всё-таки живой кусочек души с его родины. А прялка было действительно хороша. Красиво расписана! По выходе из самолёта на таможне мне пришлось долго объяснять таможеннику-французу, что за нелепый «глаголь» я везу, весь запеленутый в бумагу и замотанный тесьмой. Как называется прялка по-французски, я не знал. Пришлось объяснять жестами и невразумительными словами.

На этот раз мы со Львом Адольфовичем решили пообедать в каком-то ресторанчики, испытать французскую кухню. На первое была «уха». Но что такое настоящая уха французы, видимо, не имели ни малейшего представления. Просто был суп, в котором плавали кусочки рыбы, мидии и ещё какая-то морская живность. На второе был омлет с ветчиной и овощами. Собственно ветчину представлял тонкий, почти прозрачный, но широкий ломтик. Но самая потрясающая – это бананы в роме. Ром горит, бананы в нём кипят, а начинаешь есть – ни банана, ни рому, но вкусно и эффектно!

На второй день пребывания до двух часов дня я рассматривал выставку Альберта Джакометти и молодёжную Биеннале. Выставка Джакометти расположилась в павильоне Оранжери. На ней была представлена было главным образом скульптура, немного живописи и рисунки. Я и раньше неоднократно видел скульптуру Джакометти, но не в таком количестве. А здесь было её столько… и так густо стояла она, как будто это была не выставка, а музейный запасник. Это, пожалуй, был самый разумный ход устроителей экспозиции, и оттого, что весь зал был плотно уставлен скульптурой, получился эффект необыкновенной силы. Какое-то потрясающее величие мастера проявилась в этом. Как будто звучал орган, происходило пение огромного хора. Уже не казалось необычным, что почти все скульптуры стоят фронтально, что они почти совсем плоские, с уплощенными головами и огромными ступнями ног. Удлинённые пропорции фигур не казались таковыми. Вообще все приняла как бы обычный вид, но вас постоянно сопровождал музыкальный ритм и какая-то удивительная стройность. Были здесь и живописные произведения, подчас очень тонко колористически сгармонированные, были и рисунки, особенно хороши карандашные.

Я не преминул заглянуть и в Нимфей Клода Моне. До чего же убого, пусто и никчемно выглядел этот Нимфей по сравнению с произведениями Джакометти.

Вторая половина дня – работа с архивами Бенуа, а вечером – у моих знакомых Л. Н. Делекторской и её двоюродной сестры Лели – великолепного фотографа. В общем, к Бенатову никак не попасть – все некогда! И третий день почти весь прошёл в хлопотах: половина дня ушло на осмотр молодёжный Биеннале, на которой были выставлены работы молодых художников со всех стран, в том числе и нашей.

Только 29 октября вечером я наконец попал к Бенатову. А до этого где только ни был: конечно, каждый день работал с архивом Бенуа, посетил художницу Марию Александровну Лагорио и её мужа архитектора Николая Ивановича Исцеленова, который очень много интересного рассказал о Н. П. Лихачёва, иконное собрание которого было приобретено для Русского музея, об архитекторе Белобородове и других видных деятелях культуры. Был у Александры Клавдиевны Ларионовой (Томилиной), встретился с Диной Верни. Она показывала свое собрание и свою галерею. Был в известном издательстве «Браун», выпускающим факсимильные репродукции картин, посетил Валентину и Ивана Маркаде – известных искусствоведов и критиков.