Василий Пушкарёв. Правильной дорогой в обход

На столе много красивых старинных приборов, в том числе – серебряных. Порядок подачи блюд начинался с меня. Прислуги не было видно, она там где-то за стенкой и только в окошко просовывала поднос с блюдом, которая брал один из сыновей и ставил на стол перед персоной. Сначала была сёмга с каким-то соусом. Потом подали петушка (не курочку, а именно петушка, настаивала жена Бенатова) сваренного в вине, с шампиньонами и горошком, спаржей и картофелем, потом водка, белое вино, красное вино, шампанское – все размеренно. После некоторого перерыва – в другой комнате за низким столиком – коньяк и кофе. В общем по распорядку и обстановке был самый настоящий «посольский прием». Я себя чувствовал скорее неловко, менее свободно, нежели возвышенно. В разговорах выяснилось, что Бенатов заботился о покупке земли на кладбище для могил Ларионова и Гончаровой.

…Казалось бы, все было предусмотрено и все было сделано. А именно – отобраны три живописных произведения самого Бенатова и портрет Петра I работы Каравакка, которые Леонардо Михайлович привёз в наше посольство в Париже, а посольство должно было все это отправить в Москву. Рисунки Малявина, исполненные в 1921 году в Кремле с Ленина, я забрал с собой и привёз их в Ленинград в чемодане. В Москве Министерство культуры должно было переслать указанные произведения в Ленинград в Русский музей. Казалось бы, все просто. Однако для осуществления этой процедуры понадобилось девять месяцев. Никто не торопился ни в Париже в посольстве, ни в Москве в Министерстве культуры. А художник нервничал, что сталось с его вещами, а я тоже нервничал и гадал, какие ещё фокусы выкинет Министерство культуры, куда оно отправит произведения: в Русский музей или в Третьяковской галерею. Ведь министерство считало себя полным хозяином и распорядителем художественных ценностей, особенно если они приходят из-за границы.

Я получил письмо от Л. А. Гринберга, датированное 10 февраля 1970 года. «Глубокоуважаемый Василий Алексеевич, позвонил мне Бенатов. Он узнал, что ящик с картинами, который был принят от меня посольством (в ящике было несколько картин, посылаемых по моей просьбе Гринбергом для Русского музея. – В. П.), 9-го декабря все ещё маринуется на rue de Drenelle[215]. Я вызвал Б. А. Петрухина[216]. Он подтвердил, что ящик не ушел и обещает «ускорить» отправку. Надо сказать, что руки опускаются от такого ведения дела».

Потом от него же письмо от 13 марта 1970 года:

«Дорогой Василий Алексеевич, вчера мне позвонил по телефону Петрухин и сообщил, что ящик – наконец! – уехал в Министерство культуры, Вы, вероятно, об этом оповещены, но на всякий случай и я Вам подтверждаю эту новость. Теперь, с таким же терпением, буду ждать дальнейших известий. Я позвонил Бенатову, чтобы держать его в курсе дел…»

Однако у Бенатова тоже истекает запас терпения и 28 апреля 1970 года он мне пишет:

«31 Rue Campange Première, Paris, 14.

Глубокоуважаемый и дорогой Василий Алексеевич! Прошло более шести месяцев. И я до сих пор не имею сведений о прибытии моих картин и портрета Петра Великого в Государственный Русский музей. Я знал, что вещи были отправлены в Москву!? Мне не хотелось бы, чтобы холсты эти пропали, особенно «Испанский мальчик» и «Натюрморт с яблоками», и портрет тоже. Буду очень рад получить от Вас новости, дошли ли? Получили ли вы их?

Сестра моя, случайно заметив в газете «Московская правда» статью «Находка на улица Кампань Премьер», догадалась что это касается моего дома, прислала вырезку. И больше ничего. Думаете ещё раз приехать в Париж?

Шлю Вам мои наилучшие пожелания. Всего доброго Вам. Преданный дружески Леонардо Бенатов».

Я попытался навести справки в Москве. В производственном комбинате меня заверили, что скоро пришлют вещи в Ленинград. Но, по совести говоря, я не особенно шумел поэтому поводу, боясь, что министерский чиновники оставит портрет Петра I в Москве для Третьяковской галереи. Так что в Париж, собственно говоря, мне ни о чем было писать.

Что касается рисунков Малявина, которые я привёз собой, то вырезки из «Ленинградской правды» и «Московской правды» были своевременно посланы Леонардо Михайловичу.

Однако напряжение нарастало, надо было что-то сообщить Бенатову, и 25 июня 1970 года я написал письмо:

«Дорогой Леонардо Михайлович!

Я давно уже получил Ваше письмо, но думал, что сами вещи вот-вот должны поступить в Русский музей. И хотелось ответить Вам на письмо, сообщив сразу и приятные новости. Но увы! Ваши работы уже более двух месяцев находится в Москве и ещё не дошли до нас в Ленинград. А мне стыдно затягивать ответ на Ваше письмо. Но картины скоро прибудут в музей, и я все сделаю в течение одной недели, не более, и сразу же сообщу Вам.

То, что Вам прислали вырезку из «Московской правды», – действительно касается подаренных Вами рисунков Малявина с В. И. Ленина. Были короткие сообщения и в других газетах. О Вашем подарке сообщила Центральное радио (Москва), передавали по телевидению в Кисловодске (я послал туда фотографии), сообщал ТАСС.