Василий Розанов как провокатор духовной смуты Серебряного века

Можно полагать, что иерархи РПЦ, в первую очередь такой интеллектуал-традиционалист, как Владыко Антоний (Храповицкий), проницательно разглядели иудейскую каббалистическую основу учения имяславцев и в 1913 году оно было осуждено как еретическое Святейшим правительствующим синодом. Лидера движения, мыслителя-богослова иеросхимонаха Антония (в миру Александра Булатовича; 1870–1919) отлучили от церкви, а смута, возникшая в русских монастырях на Афоне из-за споров вокруг этого учения, была подавлена с использованием российской вооружённой силы. Розанов, возмущенный всем этим — в первую очередь как фактом церковного произвола, в письме Флоренскому от 22 мая 1913 г. гневно поносил клир и митрополита Антония (Храповицкого). При этом он призывал своего друга, человека, отметим, отнюдь не склонного к открытому конфликту с власть имущими, проявлять пусть ложное, но смирение:

Будьте осторожны и тихи, ничего не предпринимайте. <…> СУТЬ в том, что там в СПб. просто — деревянные палки, без ума, без образования и над всем взял верх интеллигент, безбожный Антоний Хр., интеллигент-переверт, и не более [С. 308].

Что касается Флоренского, то он в своем ответе на письмо Розанова не упустил случая приплести к конфессиональному конфликту в православии евреев, — возможно, потому что в это же время шел «процесс Бейлиса». При этом он, православный священнослужитель и богослов, не преминул подчеркнуть, что они-то с Розановым оба, может, и христиане, но душой обращенные к язычеству — «Вы к Египту, я к Элладе» (sic!):

Наш с Вами диалог.

— «Ага! Оправдывали попов, а они вот что поднесли. В этом Перст виден», пишете Вы, дорогой Василий Васильевич. Но я в долгу не останусь перед Вами:

— «Ага! Нахваливали жидов[349], а они-то, оказывается, с плодородием скопческим, умерщвляющим. Вы все вздыхали о микве, а оказывается,

что миква только для себя, а для других асфальт, плавающий в Мертвом море».

— «Но Синоду нет дела до Иисуса!..» кричите Вы с торжеством.

— А жидам до плодородия… Им только «мы» нужно, и это так и в поэзии, и в науке, и в общественности. Мы, мы, мы… Объективного, незаинтересованного, сущаго о себе и для себя им не нужно. Нужно лишь то, в чем можно устроить гешефт.

Итак, мы квиты. Подведем же итоги и заключаем мир на следующих условиях:

1) Вы соглашаетесь, что хотя попы и темная сила, но Бог хранит их для каких-то, Ему одному ведомых путей своих. А я тоже скажу о жидах.

2) Для нас с Вами «не жалко», если бы и те и другие «провалились». Но мы взаимно признаем те начала, которыми прикрываются попы и жиды и до которых им нет дела, Рождение к Духовность.

3) Душою обращаемся: Вы к Египту, я к Элладе. Тут споров между нами никаких быть не может. Вы назначаетесь проживать в египетских Фивах, а я в эллинских Фивах.

Итак: confirmatur {Утвердили (лат.)}?

Знаете ли, мне почему-то припомнилось: в Византии, при заключении договора с жидом его сажали в воду и заставляли плевать in ро-nem suum {Позади себя (лат.)}. Это почему-то признавалось единственным средством заставить жида сдержать свою клятву. В отношении же А. надо предложить плюнуть на лысину иначе от лживости нечем обеспечиться [С. 126–27].