Некая Мария Николаевна, или Мариша (свою фамилию журналистам она называть не разрешает), утверждает, что именно она была последней любовью Василия Иосифовича и безуспешно пыталась спасти его от «нехорошей женщины» Нузберг. Вот какую историю поведала она корреспондентке израильской газеты «Эхо» Майе Валеевой: «Оба моих дяди были летчиками и служили под началом Василия… Когда я услышала от дяди о его приезде в Казань, я позвонила ему, представилась, напомнила о встрече на стрельбище (в бытность Василия командующим ВВС МВО. —
Материально мы жили очень скромно. Василий получал пенсию 300 рублей, из которых 150 отсылал первой жене. И еще мой оклад. Вставал всегда очень рано, шел на кухню, готовил завтрак. Из дома никуда не выходил, только пенсию получать ездил в КГБ на Черное озеро, да и то всегда вместе со мной. Его ни на миг не покидало предчувствие, что его заберут…»
По просьбе Василия Мариша поехала в Москву хлопотать о его возвращении в столицу. Обратилась за помощью к Анне Сергеевне Аллилуевой. Та сказала, что помочь может только один человек — Ворошилов. Мариша пошла к Ворошилову, но старик честно признался: «Я все понимаю, но ничем не могу помочь, я ничего не решаю».
Дальше, по словам Марии Николаевны, события развивались как в настоящем триллере: «Я вернулась из Москвы ни с чем. Василий был болен, лежал в постели. Поздно ночью раздался звонок. Женский голос сказал: «Лялечка! (Так звали меня только очень близкие люди.) Я тебя поздравляю!» — «С чем?» — спросила я. «Ну, ты ведь замуж вышла!» — «Кто это говорит?» — «Свои», — ответила женщина. «Кто свои?» — «Завтра узнаешь!» — сказала она и повесила трубку…»
Следующим вечером в их доме раздался звонок. «Я открыла, — утверждает Мария Николаевна, — и незнакомая женщина влетела прямо в комнату, где лежал Василий. Он приподнялся: «Зачем ты пришла?» Но женщина заявила мне: «Оставьте нас вдвоем». Василий тут же крикнул: «Мариша, сядь и не уходи!» — «Ты очень болен, может, я смогу тебе помочь?» — ворковала женщина. Я решила, что это, видимо, его давняя знакомая, и ушла на кухню. Они говорили долго. Потом услышала голос Васи: «Уходи!» — «Нет, я никуда не уйду». И тут она заявила мне: «Если вам не трудно, уйдите домой сегодня». Я обомлела от ее наглости, прошу Васю: «Васико, объясни, я ничего не пойму!» — «Потом, потом…» — страдальчески сказал он. Разозленная, в смятении, в ревности, я оделась и ушла».
Уже утром Марию Николаевну будто бы вызвали в райотдел внутренних дел и пригрозили привлечь к ответственности за скандал, учиненный в квартире, где она живет без прописки. Несколько дней Мариша у Василия не появлялась. Она вспоминала: «Меня терзали самые дурные предчувствия, ничего не могла понять. Через некоторое время Вася позвонил мне на работу и попросил прийти. Сказал, что раньше позвонить не мог, три дня был без сознания. Когда приехала к нему, он по-прежнему лежал в постели, очень худой, бледный, обросший. На его правой ноге была огромная язва.
Я просила его объяснить, что происходит, кто та женщина, но он ничего не ответил. Сказал только, что был без сознания, около него находились врачи… После его смерти я узнала от Анны Сергеевны, что, когда после заключения в Лефортово он лежал в больнице, к нему приставили няньку — Марию Игнатьевну Нузберг. Привезли ее из Омска, с двумя детьми, дали в Москве квартиру, а муж ее оставался в Сибири. Это и была та самая Нузберг.
Пока мы разговаривали, из поликлиники пришла врач Барышева с медсестрой, сделали Василию укол. Он сказал, что ему колют снотворное. Меня это насторожило. Я потихоньку взяла использованную ампулу, завернула ее, но это заметила медсестра. Резко подскочила ко мне: «Уколетесь!» Выхватила и раздавила прямо на ковре…» Этой медсестрой и была Нузберг.
Затем Василий и Мариша не виделись два месяца. Только в марте позвонила врач Барышева и попросила навестить его. При разговоре Мариши с Василием опять присутствовала Нузберг. «Почему ты не позвонил сам?» — поинтересовалась Мария Николаевна.
«Я не мог. Меня не было», — оправдывался Василий.
«Как?» — удивилась Мариша.
«Меня увозили» — уверял Василий.
«Куда увозили?» — допытывалась Мариша.
«Не имеет значения…» Василий уклонился от ответа. Но затем, улучив момент, когда Нузберг вышла из комнаты, прошептал: «Имей в виду, тебе могут наговорить очень многое. Ничему не верь…»
Позднее он еще дважды звонил Марии Николаевне и ее матери, умолял не проклинать его, говорил, как ему плохо и что его опять куда-то увозили. А 19-го числа Василия не стало.