Василиса

Всю ночь я рыскала по полю и окрестностям и каждое новое исследование, каждый новый шаг все больше радовали меня. Идеальное место. Неподалеку ручей, кишащий рыбой, с целым выводком диких уток в камышах и рогозе. За ручьем поле, полное мышей, в прилегающем к полю лесу не было запахов крупных хищников и уж точно здесь не было запаха человека.

На крутом, каменистом берегу росла некогда сосна. Сейчас же от толстого дерева остался пень и выковряченные корни. Они будто щупальца осьминога топорщились в разные стороны и пугали своими отростками. В низине была небольшая ямка. Этот пень слегка возвышался над равниной, сидя на нем можно было разглядеть и противоположный берег, усыпанный мелкими елями и поле, до самого его конца. Но самое главное ямка у основания выходила на берег реки и я с упоением представляла, как буду по утрам выползать из норы и любоваться рассветом и блеском волн. Я каждый день разрывала эту яму, углубляла ее. Я рыла себе нору, все больше и больше углубляя ее и обустраивая. Иногда мне казалось, что используй я руки, а не лисьи лапки - толку бы было больше, но зверь возмущенно пыхтел в такие моменты.

Лиса была убеждена, что справится с задачей и без человечьих рук. Нора углублялась, росла, укреплялась. На дно я натаскала немного пожухлой травы. Мне нравилась моя "берлога" и вскоре я окончательно обосновалась на этом месте.

Здесь я пережидала обильные летние грозы, сюда я таскала пойманную дичь. На камнях, что лежали по берегу реки, я любила греться и спать. Камни становились особенно приятными после полуденного зноя - теплыми, горячими. Я сворачивалась компактным клубком и дремала на белых валунах.

Лето пролетело быстро, без забот и хлопот. Мимо меня редко пробегали хищники - всего пару раз, вдали я разглядела волка и один раз бурого медведя. Места здесь были глухие. За лето я расслабилась, обленилась и бесповоротно влюбилась в новую жизнь.

Лишь с приходом осени моя сытная, равномерная жизнь начала меняться.

Дожди принесли влагу и сырость в нору, та перестала быть уютной, а ошибка с "проектированием" привела к периодическим подтоплениям. Просыпаться в луже было противно, еще противнее было возвращаться с охоты в ту же самую лужу. Я возмутилась и зверь отступил, а забытая волна метаморфозы накрыла меня.

Впервые за долгое время я вновь была человеком. Обнаженным, чумазым, со спутанными волосами. Я нашла крепкие палки и неловко вбила их в землю у ямы, образуя эдакую арку из ветвей. Затем принялась наваливать сверху комья земли и булыжники. Когда "козырек" моего "подъезда" был готов - я уже промерзла до костей. У человека нет рыжей шубки и было мне от этого вдвойне обидно. Почему люди не покрыты мехом? Это ведь так удобно и практично!

Я спустилась к речушке, не для того чтобы умыть руки - нет, я хотела разглядеть себя. В мутной воде отражалось слегка изможденное лицо, на щеках залегли темные тени, на пушистых ресницах прятались капли воды. Зрачки у девушки в отражении были вертикальными, звериными. Я потрогала губы, брови - все казалось таким нереальным... Я - человек. Странно это. Отстранилась от зеркальной глади и принялась огладывать тело. Похудела, нарастила мышцы. Колени стали острыми, тонкими, словно у цапли, на руках появились мускулы. Плоский живот, если его слегка втянуть или потянуться - сразу же станут видны ребра на груди. Я не думаю, что стала анорексичкой, но прибавить в весе мне бы не помешало. Лиса всегда была сытой. А был ли сыт человек? Может человек внутри лисы недоедал?

Подул порыв холодного, северного ветра и я поспешила обернуться вновь. На рыжем мехе уже пробивался зимний пух, сама я словно стала толще - хвост стал пушистее, а щечки на мордочке так и требовали, чтобы их кто-то тискал. Ехидная улыбочка, лукавая походка от бедра. Я была красоткой. Рыжей лесной красоткой. Намного лиса красивее меня, на очень, очень много.

Модернизация норы принесла мне тепло, но лишь временно. Вскоре уютное жилье пришлось покинуть - холод стоял собачий. Выпал первый снег. За ним еще и еще и еще... Деревья склонили свои ветки, под тяжестью зимних шапок, полевки стали рыть под толщей снега проходы, а я стала недоедать. Часто бушевала метель и мешала заниматься мышкованием - для этого занятия требовалась тишина, сосредоточенность и силы. Голод оттягивал силы, метель мешала сосредоточиться и прислушаться, а пробивать головой толщу снега, чтобы достать до земли... Я голодала несколько дней, прежде чем поняла что ждать спокойной погоды бессмысленно. Я перебралась через узкий ручей. Промокла в ледяной воде насквозь, но голод разогнал кровь, заставил бежать и искать себе пищу...