Василиск

(… Мужик, как мужик, ничего примечательного… Лет сорока пяти, может, ближе к полтиннику… прикид приличный, но не более того… Не лох, но и не деловой… фотка была – 10х15, но теперь отрезанная, значит, кто-то рядом был, в паре…)

– С собой не дашь?

Соленый взял со стола зажигалку, щелкнул ей, поднес язычок пламени к фотографии, и когда та занялась, бросил горящий картонный прямоугольничек в пепельницу.

– Чего не дам? – подняв брови, спросил он.

– Вот так, значит… – вздохнув, пробормотал Хруст, а Соленый просто пожал плечами. – А фраерка этого ты щупал?

– Какого фраерка? – опять поднял брови Соленый.

– Ну ладно, – помолчав сказал Иван и допил свой фужер. – Вижу, дальше разговора не будет, так что… пойду. Сколько с меня за пойло?

– Подожди, – буркнул Соленый. – Не гони. Я… – он наморщил лоб, – Ты пойми, если тот корешок мой, царство ему небесное, мне просто пустышку кинул, так, за фуфловую соломинку решил схватиться, то фраерок этот ни при чем, и о чем мне с ним базарить? А если… Если не пустышку, тогда… – Он как-то устало вздохнул. – Тогда это не фраерок, а… вообще хрен знает кто. И тогда я не то что щупать, я к нему на километр не подойду и ребят своих не подпущу. Я если его на улице встречу, на другую сторону перейду. И это, Хруст, – он глянул Ивану в глаза тяжелым, очень тяжелым взглядом, – не очко у меня играет. Я как-никак все ж таки смотрящий, и у меня свои понятия имеются. И по понятиям я найти свою башку в мусорном баке не должен.

– А мою, по понятиям, значит – пожалуйста? – спокойно выдержав его взгляд, с усмешкой осведомился Иван.

– И твою – не хочу, – тоже усмехнувшись, сказал Соленый. – Можешь верить, можешь – нет, но… С тобой, конечно, дружбы не заведешь, но в принципе можно договориться. Ты…

– Правильный мент?

– Ну, что ты, киношек насмотрелся? – поморщился, как от зубной боли, Соленый. – Просто ты самостоятельный. Ты – опер, каких мало, и если тут вообще можно нарыть чего-то, ты нароешь. И не по приказам или указкам, не из чьих-то интересов, моих, там, или начальничков своих, а… сам для себя.

– Без ансамбля, сам-бля, один-бля… – пробормотал Хруст и неожиданно спросил: – А корешка того твоего замочили? Ты же и замочил?

– Он сам себя замочил, – вздохнул Соленый, – он приговоренный был, а кто исполнил… Зачем тебе?

– Да в общем-то незачем… Так, для общего развития если.

– Ну, если для общего – пожалуйста. Я и замочил, – легко и просто сказал собеседник Хруста. – Чего уставился, словно… Папа Римский? Ты что ли никого никогда?

Хруст как-то неопределенно пожал плечами.

– Ну, тогда хотя бы Валюшу вспомни – он у вас как… дай Бог памяти, вроде как Курочкин проходил, а может и как…

– Валюша двух девок на куски порезал, – глухим голосом перебил его Хруст – а одной восемнадцати не было.

– Так я разве тебе в укор? – приподнял редкие брови Соленый. – Просто ты ведь мог его и живьем взять, тебе его скрутить было, как нехера делать, а ты ему маслину прямо в лобешник засадил… Ну, не темней так личностью, не темней, ты все по поня… то есть, я хочу сказать, правильно все сделал. Просто на меня так зыркнул, когда я про кореша своего, а на самом-то деле… Я что хочу сказать? – он на секунду задумался, – понимаешь, ведь нет смысла волкам предъявлять за то, что они кого-то там порвали, они… Они ведь не по злобе, а просто… ну, так сделаны, вот ведь в чем штука-то.

– Ну, ты философ, Виталий      Сергеич – усмехнулся Иван. – Себя, значит, к волкам приписал, и меня заодно…

– Да нет – поморщился Соленый, – это я так, для примера, а вообще-то я их не очень…

– Да? – Хруст зевнул, – а чего так?

– Ну… – Соленый пожал плечами, – они ж в стаи всегда сбиваются, а я стаи как-то…

– Вот-те раз, – удивился Иван, – сам в вожаках ходишь, а стаи не уважаешь?

– Так ведь не в лесу живем, – буркнул Соленый, – а раз уж так оно легло, то скажу тебе прямо, лучше в вожаках ходить, чем где-то сзади ковылять. Скажешь, не так?

– Может и так, – равнодушно кивнул Хруст, – ладно, заболтались мы. У тебя еще что-нибудь?

– Да, ты вот что… У меня к тебе просьба одна, – он сделал ударение на последнем слове. – Ты если закроешь, мне конечно не доложишь, но… Ты дай мне знать. Ну, намекни, там, через кого, лады?

Хруст ничего не ответил и даже не шелохнулся.

– Ну, хорошо, хотя бы если нароешь чего… Я тебе в натуре все отдал, что имею, даже то… что не должен был. Но я должен знать. Потому если закроешь…

– Когда закрою, – негромко поправил его Хруст.

– Хорошо бы, – пробормотал Соленый. – Тогда…

– Тогда ты меня закроешь? – почти весело спросил Хруст.

– Тебя? Опера? – Соленый очень хорошо изобразил удивление, только… слишком хорошо, и Хруст это увидел, потому что умел это видеть и распознавать.