— Надежда Константиновна, определите его в третий бокс, ну, с остальными, пусть ждут. И, пожалуй, Вы пойдете с ним, — врач передала медсестре формуляр.
В дверях появилась фигура веснушчатого парня с небольшой спортивной сумкой. Медсестра поманила его рукой и повела всех троих в боковую дверь, спрятанную от входа белым стеллажом, полностью заваленным папками, коробками с бланками и пустыми стеклянными банками.
Врач потерла пальцами виски. В голове сильно гудело от беспокойного утра. Часы остановились на одиннадцати и, казалось, дальше не хотели идти.
Она подняла трубку и быстро набрала номер. На другом конце отозвались сонные гудки.
— Алло, — ответил недовольный голос.
— Никифорова, приемное. Требуется консультация инфекциониста и психиатра.
— Да помню, что, так срочно?
— Уже шестой случай за утро.
— Есть ординатор и невролог, больше ничего не нашла.
— Давай уже хоть кого, у меня пятьдесят человек в приемной!
Врач сильнее потерла виски, боль все нарастала. Пошарив не глядя рукой в первом ящике стола, она достала изрядно поредевшую пластину с таблетками и приняла две, раскусив их с неприятным сухим треском, от которого обычно передергивает лицо у человека, стоящего рядом.
Стоявший в проеме двери высокий мужчина с уже довольно заметной залысиной нервно дернулся от хруста таблеток и неловко вошел, стараясь скрыть свое нервное движение.
Врач запила таблетки отвратительной теплой водой, налитой в старый графин, стоявший на небольшом холодильнике с коробками ампул и банками с растворами.
— Я Вас не приглашала, дожидайтесь вызова, — сухо проговорила она, возвращаясь к столу.
Мужчина нерешительно посмотрел назад в приемный холл, где десятки настороженных ушей уже развернули свои ЛРС в сторону назревающего стандартного скандала. Видя ожидавшие его позорного отступления лица, мужчина аккуратно закрыл дверь, но остался стоять в комнате.
— Яже Вам сказала, что вызову, подождите за дверью, — врач строго вскользь посмотрела на посетителя, попривычке быстро спрятавшись в бланках, но что-то в нем ее насторожило, что-то кольнуло, отчего она быстро взглянула на него еще раз.
— Татьяна Ивановна, — начал он также неуверенно, как и стояла его высокая фигура, склоненная под невидимым валуном на плечах. Он выпрямился и тише с искренними нитками теплоты в голосе продолжил. — Таня, здравствуй.
Татьяна Ивановна вздрогнула, будто увидала приведение.
— Ну, здравствуй, Саша. Время ты, конечно, удачное выбрал, как раз в твоем духе, — Татьяна Ивановна старалась придать своему лицу былую уверенную строгость, но глаза ее предательски подрагивали, искажая мир слезной пеленой радости и отчаянья.
— Это я, Таня.
— Если ты пришел поговорить, то я на работе. Да и о чем нам с тобой говорить?
— Я на прием.
— Хорошо, на что жалуетесь, больной? — голос ее предал, дрогнув в конце фразы, выпуская на волю всю ту тоску, что вновь накатила на нее в эту минуту. Он это заметил и улыбнулся.
— Ты меня, наверно, ненавидишь? Конечно, ненавидишь. Меньше всего я бы хотел доставлять тебе снова боль, но мне нужна твоя помощь.
Татьяна Ивановна посмотрела на него, смахнув набежавшие слезы рукой. Как же хорошо, что никто ее не видит, мелькнуло у нее в голове, но профессиональный глаз уже начал осматривать Сашу.
— А ты постарел, Александр Петрович, — она достала новую пару перчаток из коробки, быстро натягивая их.
— Да, время не щадит никого. Но ты все такая же желанная.
Она довольно улыбнулась, в свои годы она вызывала зависть у многих, даже моложе себя.
— Давно горишь? — она быстро потрогала его лоб, на котором выступавшая то и дело испарина мгновенно испарялась.
— Третий день уж как, меня скорая здесь оставила.
— А почему ты вызвал скорую?
— Я не вызывал, меня на вокзале буквально с путей подняли.
— На вокзале? Ты собирался опять уехать?
— Да. Прошу, пойми меня, в этом городе для меня слишком многое, — начал он, заметив чуть дернувшуюся у нее губу.
— Это не мое дело, — сухо отрезала она, вновь овладев собой. — Снимай рубашку, садись на кушетку.
Она начала его слушать, сев рядом. Дыхание было затрудненное, но хрипов не было. Быстро осмотрев его спину, она облегченно вздохнула, воспаления не было.
— Ложись на спину, — скомандовала она. Пальпация не выявила тоже никаких отклонений, все было в пределах нормы. Ее всегда раздражала эта фраза, но сейчас было именно так.
— У тебя что-нибудь болит?
— Особо нет, вот только голова.
— Болит?
— Да нет, не болит. Шалит что ли. Не знаю, как сказать.
— В смысле шалит? Говори толком.
— Галлюцинации, пожалуй, так вернее.
— Ты пил?
— Я после тюрьмы больше не пью. И не курю, наркотиков не употребляю. Абсолютно чист.
— Ты не на допросе. Кроме головы еще жалобы есть?
Может, тошнит, рвота была?
— Нет, не тошнит, и сердце не болит.
— Хм, — она пощупала его гланды, — когда в последний раз ел?
— Три часа назад.
— Хорошо, одевайся, — она встала с кушетки села за стол, взяв новый бланк из большой стопки с правого края стола.
— Ты даже не спросила о моей страховке.