Василиск

— А она у тебя есть? Хотя это пока не важно, садись, померим тебе давление. Саша, Саша! — крикнула она, бросаясь из-за стола к падающему обратно на кушеткумужчине.

Сильно ударившись спиной о край кушетки, его лицо исказила гримаса боли, а затем неестественного потаенного ужаса, голова начала конвульсивно дергаться.

— Саша, Саша, что с тобой? — Татьяна Ивановна пыталась поднять его, но тяжелое тело потащило ее вниз, и вместе с ним она рухнула на пол, ударившись головой о железный край кушетки.

Он не отвечал, гримаса ужаса сменилась расслабленным выражением, казалось, он уснул, только неестественная поза говорила о его несознательном забытье.

Татьяна Ивановна тщетно пыталась поднять его, и только вернувшаяся медсестра помогла переместить обморочное тело с пола на кушетку.

— Я сейчас, сейчас, — медсестра засуетилась, набирая один номер за другим. — Везде занято, что ты будешь делать?

— Сами отвезем, — Татьяна Ивановна, оправив халат, начала выдвигать кушетку в сторону от стены, но ей не хватало веса, отчего она сильно скользила по кафельному полу.

Вдвоем они вывезли кушетку из кабинета, толкая ее вперед в сторону реанимации. На мгновенье Татьяне Ивановне показалось, что она потеряла его пульс, это заставило кровь отхлынуть от ее лица. Она надавила сильнее, нет, есть, но еле слышный. ее начал бить нервный озноб. Медсестра, заметившая это, с материнской нежностью прошептала ей, когда они завозили кушетку в лифт: — Ничего, живой кавалер, все хорошо.

За дверью раздавался детский смех, прерываемый топотом нескольких пар ног. Кто-то усердно стучал в барабан, стараясь попасть в такт, но больше это походило на разбалансированный молот.

Алексей приоткрыл дверь в детское отделение, и в него влетел гомон детских голосов, что-то одновременно кричащих друг другу.

Через пару секунд Алексей получил струю из водяного пистолета ровно ниже пояса, вызвав очередной взрыв хохота детских глоток.

— Ты убит! Ты убит! — кричал ему мелкий пацаненок с почти полностью забинтованной головой.

Неподалеку стояла Анька, что-торассказывая, по-видимому, родителям, но заметив «ранение» Алексея, она хохотала над ним вместе с детьми.

— Я, пожалуй, потом зайду, — быстро проговорил Алексей и закрыл дверь.

Пройдя по коридору до окна, он тщетно пытался вытереть позорное пятно с брюк, но платок только чуть вобрал в себя воду, оставив все же темный след в самом насмешливом месте.

— Ну чего ты? Это же дети, обиделся? — Анька схватила его за локоть, заставляя отвернуться от окна к себе. — Дай посмотрю, да не три, само высохнет. Вот, глянь-ка!

Она распахнула халат, показывая ему практически полностью мокрые ниже пояса брюки.

— Вот видишь, всем досталось!

— Угу, — промычал Алексей, стараясь прикрыть ранение халатом.

— Ты хотел со мной поговорить или просто забежал? — Анька хитро посмотрела на него.

«Витька! — мелькнуло у него в голове, — не соврал ведь, гад!»

— Хотел, но тебе, наверно, сейчас неудобно.

— Я через двенадцать минут пойду на обед, но я не очень голодная. А почему ты не спишь, ведь ты же с ночи?

— Да что-то не спится.

— Опять в своем отделении проторчал!

— Да, но собирался уже пойти, но…

— Так, Леха, жди меня здесь!

Алексей утвердительно кивнул. Анька просияла и побежала обратно в свое царство диких детей.

Алексей прислонился к подоконнику и закрыл глаза. Усталость постепенно начинала овладевать им, перемешивая картинки утра и ночи в невообразимый пирог.

— Не спи, замерзнешь!

Анька стояла около него с бумажным пакетом. Из пакета приятно пахло чем-то сдобным.

— Тебя любят.

— Да, умею втереться в доверие! — воскликнула Анька, беря его под локоть.

— пойдем в столовую?

— Нет, я знаю место получше, Анька заговорщицки улыбнулась, уводя его к лестнице запасного выхода.

Преодолев четырнадцать лестничных пролетов, они вошли в закрытое на ремонт отделение.

— Я думал, что вход сюда закрыт.

— Это-то да, но никто не подумал о запасном, а я подумала.

Отделение было покрыто легким слоем пыли, вся мебель была закрыта полиэтиленовой пленкой, отчего все немного напоминало картины заброшенных замков.

— Посмотри, какой вид! — Анька подбежала к окну, усевшись на подоконник.

Алексей подошел и оперся о подоконник, но тут же одернул, ожидая быть весь испачканным в пыли, но руки были чистые.

— Это мое место, я прихожу сюда, когда мне бывает грустно.

Алексей удивленно посмотрел на нее. Никогда бы он не подумал, что Ане бывает грустно. Ее жизнерадостность надолго заражала его, да и не только его, здоровой порцией энергии.

За окном плыла неторопливо метель, дорисовывая штрихи к своей белой бесподобной картине, нарисованной на каждой крыше, каждом клочке земли, не скрытым под темным сводом металлических навесов.

— Красиво, — подтвердил он, — вот только что-то людей нет, да и машин не видно.

— Не важно, ты только посмотри, что у нас есть!

Анька достала из пакета бутылку молока и два больших полуоткрытых пакета с источающими аромат пышными булочками.

— Это нам МАМА стрелка принесла. Сильный мальчик, никогда не плачет.

— А что сним, почему вся голова…

— Это игра, он попросил шлем. Лейкемия, он, считай, всю жизнь тут.