Василиски и другие неприятности (СИ)

— Добрый день, Мария. Рад видеть, что ты в порядке. Катя очень переживает, всё ли у тебя хорошо, но я запретил ей навещать этот дом, пока проблема с нагами не будет решена.

— Какая проблема?

— Ну да, проблемы почти уже нет. Мы уничтожаем последователей возвращения богов, что тебя похитили. Я очень сомневаюсь, что удастся убрать абсолютно всех, но на пару веков мы отдохнём от их активности.

— Точно. — я легкомысленно улыбнулась, сомкнув челюсти практически до хруста, — Столько всего навалилось. Если честно, мне не до этих мужских игр, — от громких воплей меня удержало наличие спящих малышей, а от демонстративного "ах, они, гады молчаливые" малое количество крепкого вина, тормозящего все мои реакции, вкупе с нежеланием делиться домашними проблемами. — Как дети?

— Нормально. Кирена позавчера договорилась с домом, и у нас есть дополнительная комната с деревянным бассейном с янтарными шариками и гамаком, тоже деревянным. Я не знал, что такое технически возможно, а она провернула, ей всего четыре года, — молодой отец с радостью смотрел вдаль, находясь мыслями со свое семьей. — Тебе Кати просила передать, — он протянул мне оранжевый конверт.

— Спасибо. Ты задержишься? Уже должен быть обед готов.

— Нет, у меня ещё дела.

— Помоги тогда, пожалуйста, малышей наверх отнести. Я одна не справлюсь.

Он как-то хитро крутанул запястьем, и одеяло с детьми взмыло в воздух на высоту метра.

Мы тихо донесли их до комнаты, и Иск разложил их по кроватям, перенося по воздуху. А затем, попрощавшись, ушел.

Я сбегала к Сайне на первый этаж. Она подозрительно быстро согласилась дать мне тарелку с собой, чтоб я поела в комнате, ещё и сказала, что сама заберёт посуду, хотя я точно знаю, что она ратовала за принятие пищи в столовой, потому что не всякая органика благоприятно влияла на её любимый мох, вызывая в покрове проплешины или смену цвета.

Я устроилась на полу, опираясь спиной на кровать и, медленно жуя чуть жестковатое мясо. Вскрыла Катино письмо.

«Любимая моя Мышка, как ты там? Я не могу прийти и узнать, что у тебя происходит, как ты себя чувствуешь, что делаешь, и узнать, что тебя волнует. Но могу помочь. Я знаю, что тебя втянули в грязные игры богов, к счастью, ты пока вышла из них почти без потерь, сама понимаешь, что временная амнезия — ничтожная цена за жизнь после участия в таких событиях. Я немного знакома с местной богиней и могу тебе сказать, она не плохая, но любое существо может дойти до грани, после которой понятия добра и зла смещаются настолько, что обычный человек подобные понятия не примет. Ты всего несколько дней была в непонятных и не очень приятных обстоятельствах, а она жила в теле змеи тысячи лет. Без любви, тепла, хотя бы без дружеской поддержки. Всегда одна, в мире, где потомки её боготворят, любят как символ и бояться. Это очень тяжело. Я прошу тебя, если не простить её, то хотя бы понять. И вряд ли она оставила тебя без благодарности, не в её это правилах. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Но если вдруг тебе нужно будет уйти от василисков, если ты захочешь ко мне или маме, то просто разорви этот лист сверху вниз. В нём посередине вклеен разовый артефакт переноса, сделала из волоса. Он переместит тебя в твою комнату в моём доме. Люблю тебя, твоя Кошка»

Проглотив комок в горле, я убрала письмо под стопку детской одежды. Мне о многом нужно подумать. Гор меня обманул, обвёл вокруг своего хвоста! Не соврал, но так вывернул правду, что я и не поняла, в чём дело, учитывая, что он был уверен в своих словах и не выказал никакого беспокойства. Похоже, эта эмпатия работает со сбоями. Я могу сейчас надуться, как хомяк, обидеться, забрать детей и сбежать. Но хочу ли? Что бы не происходило, но эти хвостатики элементарно берегли мои нервы. Ведь они сейчас не в бирюльки играют, а сражаются с нагами, которые также обладают немалой силой. Они поступают так, чтобы обезопасить меня и малышей, пока те не способны за себя постоять. Не это ли одно из проявлений если не любви, то сильной привязанности и собственнических инстинктов. Хотя маму увидеть хочется. Решено, сегодня вечером попрошу их отвести меня и малышей к маме.

Посуду я всё же отнесла на кухню, проскочив мимо столовой, из которой доносился звон приборов. Кстати, ложки здесь были чуть уже и более вытянутые, нежели я привыкла, а вилки трезубыми. Столовые ножи широкие, равные по ширине расстоянию между крайними зубцами вилки, и достаточно тупые, чтобы не порезаться за столом. На этом различия заканчивались.

На кухне я застала Сайну, которая заваривала кастрюлю местного аналога чая. Аромат изумительный, а вкус чуть терпковатый, с нотками цветов, навевающий мысли о теплой весне.

— Сайна, а у нас гости? Я же слышу, в столовой кто-то есть.

— А, мм, ну, да, — чуть замялась она, крутя между пальцами две ложки для чая. — Это временная охрана. Мы не думали, что они тебя побеспокоят.

— Сложно не пересечься с такой толпой, — ляпнула я наобум, не зная, сколько же на самом деле в доме посторонних.

Список мелких претензий рос, и я всё больше раздражалась на семью василисков.