Васильки (СИ)

Сердце заколотилось бешено, потому что странный парень претендовал вовсе не на Баки, а на то худое несчастье, которое отчего-то ему понравилось. Стив даже невольно посочувствовал влюбленному. потому что своего Баки Барнс не отдавал никогда и никому. Показалось вдруг – вот он, выход. Пусть этот решительный забирает своего заморыша и уходит.

Ему на мгновение стало стыдно от этих мыслей: Баки останется один. Снова. Один в чужом городе. Один в новой, далеко не счастливой жизни, в которой нет места Стиву.

- Эй, - тихо позвал он, и его невольный сосед вздрогнул всем телом, будто его поймали за чем-то постыдным.

- Д-давно вы здесь? – смог выговорить тот, когда пришел в себя.

- Час и двадцать минут.

Парень понятливо посмотрел на скамейку, где Баки поил нового знакомого глинтвейном, потом снова на Стива.

- И вы туда же, - огорченно покачал он головой. – Никогда не замечал, что Стиви имеет такой успех у мужчин постарше. Хотя мы с ним друзья, но он мне и про своего… ну, про него, - он кивнул в сторону скамейки, - не говорил, - добавил он задумчиво. – Меня Джеймсом зовут.

- Стив, - Стив протянул руку, и его собеседнику пришлось подойти к «его» застенку, чтобы ее пожать.

Парень оказался будущим военным. Ладный, красивый до смазливости, он чем-то напоминал молодого Баки, и в этом была своя горькая ирония.

- Я тебе не конкурент, - уверил его Стив. – Меня интересует вторая половина этого… союза.

- Вы американец, - заключил Джеймс. – Как и тот стрёмный мужик, лапающий Стива.

- Да. Американец. Как и… он.

- Забирайте его в свою Америку, пусть он оставит Стива в покое! – выпалил Джеймс. – Пусть он…

- Это решать не мне и, похоже, не тебе.

Они снова уставились на парочку, поедающую имбирное печенье и о чем-то болтающую.

- Я ведь даже не признался, - вдруг сказал Джеймс. – Все откладывал. Думал – Стив не такой. А он…

- Разве уже поздно?

- А то вы не видите! – вспылил тот. – Стив вообще никогда ни с кем так долго не разговаривал, вечно в небесах витал, а тут прямо соловьем разливается.

- Может, ты просто не умеешь слушать? – Стив смотрел, как Баки отряхивает крошки с красного шарфа, повязанного на тощей шее красивым узлом, и вспомнил вдруг, какими сладкими были его губы тогда, на мосту, во время выторгованного шантажом поцелуя.

- А вы, видимо, рассказывать, - ядовито заметил Джеймс. – Если ваш здоровяк предпочел Стива!

- Да, я неважный рассказчик. Ты прав. Но это не значит, что тебе не стоит и пытаться…

- Сами-то вы тоже… тут стоите, - перебил Стива Джеймс. – Со мной. Так что не вам обвинять меня в трусости.

- Я не обвинял. У меня чуть другая история, и…

- О, ну да, чего только не придумаешь, чтобы оправдать себя. Спросите у меня – я знаю об этом все.

Стив смотрел, как Джеймс с досадой кусал губу, и лицо его приобретало до боли знакомое выражение: «я это скажу, даже если это будет последним, что я сделаю».

- Значит, так, - произнес вдруг этот трогательно решительный мальчишка. – Твой здоровяк куда-то сваливать собрался, может, за новой порцией глинтвейна. Я иду к Стиву и вываливаю ему все, как есть, пусть хоть посмеется, но я буду знать… все буду знать для себя. А ты идешь к здоровяку и задержишь его. Я предпочитаю Стива живым любить, а не восстав из могилы, куда меня закопает твой стремный дружок.

- Он не…

- Что ты мнешься, как… как я не знаю, кто. За счастье надо бороться! Тебе я могу только посочувствовать, потому что такого медведя забороть здоровья надо немеряно. Но я со своим сопляком как-нибудь справлюсь.

Он хлопнул Стива по плечу и вышел из арки, не оставляя выбора. Практически обвинив в нерешительности и трусости. Его, Стивена Гранта Роджерса, чье имя было практически синонимом словам «смелость и отвага».

- Слабоумие и отвага, - поправил его внутренний хриплый голос, смутно похожий на голос Рамлоу.

Оттолкнувшись от стены, Стив направился в сторону большого елочного базара, где торговали всякой всячиной, в том числе, глинтвейном и яблоками в карамели.

Баки уже шел обратно, аккуратно сжимая лоток с бумажными стаканчиками, когда Стив поймал его за рукав.

- Подожди, прошу тебя, Бак.

Он опасался, что вбитые в подкорку рефлексы возьмут верх и что через секунду он окажется впечатанным лицом в пожухлую траву жиденького газона, но ответом ему был лишь удивленный взгляд без тени узнавания.

***

- Подожди, прошу тебя, Бак.

Человек, окликнувший его по имени, так и не отпустил его руку, хотя некоторым для того, чтобы сбежать в ужасе, хватило бы и того равнодушно-удивленного взгляда, каким Баки сейчас смотрел на чужака.

Тот был здоровенным, выше самого Баки, а на вид даже мощнее. Сразу становилось понятно, что это не просто результат бдений в тренажерном зале, а именно «рабочая» мускулатура, которая не накачивается никакой штангой, а, как кто-то говорил, «лишь от постоянного битья растет». А еще у него красивое лицо.

Красивое и... знакомое? И глаза. Синие-синие, как августовское небо, как море, как…

- Цветы, - хрипло выговорил он, не в силах оторвать взгляда.