Васька путешественник

С пойманными грызунами я проделал всё, что полагалось, — измерил их, свешал на походных весах, а потом вскрыл по правилам доктора Алиева. Работал я в палатке, где не мешал сильный ветер. Делать старался всё очень медленно, чтобы занять как можно больше времени. Неизвестно ведь, — как долго нам с Васькой придётся здесь сидеть. В такую погоду не только наш «Нырок», а и более надёжное судно не отважится выйти в море. Однако, как я ни медлил с работой, но она была закончена. Теперь бы хорошо напиться горячего чая! У меня есть примус, цел и чайник, но… нельзя же заварить чай на солёно-горькой каспийской воде!

Мысль о неизбежной жажде всё время беспокоила меня. Чтобы оттянуть её появление, я ничего не ел, тем более, что и оставшаяся у нас пища была вся солёная — мясные консервы, вяленая рыба. Был ещё сахар, но и он вызывает жажду.

Первым захотел пить Васька. Он начал вынюхивать все наши банки, попробовал лизать из котелка, в котором оставалось немного морской воды, но с отвращением от неё отвернулся. Не найдя воды для питья, кот принялся мяукать, глядя мне в глаза почти с человеческим выражением.

Я посматривал на небо, по которому бежали редкие разорванные облака. Их становилось всё меньше и меньше. Вместе с облаками исчезала и надежда на то, что пойдёт дождь. Если бы это случилось, я бы сумел собрать немного дождевой воды на палатке. Но стало припекать солнце, ветер потерял свою свежесть. Море же попрежнему бушевало.

К вечеру жажда сделалась нестерпимой. Во рту у меня всё слиплось и пересохло. Васька же совсем одурел. Он распластался брюхом на мокром песке у самого прибоя волн и лежал как мёртвый.

Возвращение „робинзонов“

В трудные минуты мысль человека работает быстро и находит то, что в обычное время и в голову не придёт. Так и у меня вдруг родилась идея — попробовать опреснить морскую воду. Выйдет или не выйдет, но попытаться надо.

Быстро всё прикинув в уме, я начал действовать. Прежде всего взял плоский эмалированный таз, в котором производилось вскрытие полёвок, хорошенько обмыл его морской водой и поставил на землю. Потом нашёл возле палатки железное ведро и ножом продолбил в нём небольшую круглую дырку, немного ниже верхнего края. Ведро я поставил в таз вверх дном. Затем рядом с тазом выкопал в земле ямку, в которую опустил зажжённый примус, а на него поставил чайник с морской водой, поставил так, чтобы его носик входил в ведро через пробитую дырку. Воды в чайник я налил совсем немножко— ниже уровня отверстий, идущих в носик, а крышку чайника придавил мешочком с насыпанным в него песком.

Через три-четыре минуты тонкий слой морской воды закипел. Пар выходил через носик чайника и наполнял опрокинутое ведро. На его железных стенках осаждались капельки воды и понемногу стекали в таз. Выкипающий чайник я доливал из кружки.

Если бы можно было чем-нибудь охлаждать снаружи стенки ведра, то мой перегонный «аппарат» работал бы намного лучше, но никакого охлаждения я придумать не мог, и большая часть пара выходила снизу без пользы. Впрочем, мне помогал ветер, он обвевал ведро и отнимал от него немного тепла.

Итак, ценой испорченного ведра и двухчасового терпения мне удалось собрать в тазу стакана полтора пресной воды. Прежде всего я напоил Ваську. Нужно было посмотреть, — с какой жадностью бедняга припал к тазу и лакал из него! Кот выпил чуть ли не половину всей собранной воды. Остатки допил я. Вода была невкусная, с запахом железа, но она утоляла жажду. Немного освежившись, я снова пустил в действие свой «опреснитель» и сидел над ним до тех пор, пока не набрал около литра перегнанной воды. На это ушёл весь вечер и часть ночи, но зато я, наконец, напился и почувствовал себя счастливейшим человеком. После утоления жажды захотелось есть. Я открыл банку мясных консервов, и мы с Васькой основательно поужинали.

Барометр начал немного подниматься, но ветер дул по-прежнему, и казалось, — не будет и конца этому, не во-время разгулявшемуся шторму. Однако я знал, что в начале лета редко бывают затяжные бури. Повидимому, не позднее, как завтра к полудню, всё должно успокоиться. А если и не так, то всё равно горевать не следует, — пища у нас пока есть, пресную воду добывать научились, — как-нибудь проживём с Васькой и день, и два, а понадобится, так и больше. С такими утешительными мыслями я забрался, наконец, в палатку и крепко заснул, положив рядом с собой мурлыкающего кота.

Барометр не обманул. Перед рассветом я вышел из палатки и сразу же почувствовал, — шторм потерял свою силу. Ветер дул отдельными порывами, которые становились всё короче и слабее. Прибой уже не кипел белой пеной, а вкатывался на берег пологими гладкими языками воды. Однако в море ещё разгуливала крепкая волна и слышался тяжкий гул потревоженной стихии. Было ясно, что ожидать прибытия «Нырка» скоро нельзя, — рассудительный дядя Ваня Колесников не рискнёт выходить на нём с пассажирами до тех пор, пока море окончательно не угомонится. А это будет не раньше, как после полудня. Подумав так, я снова ушёл в палатку и решил спать подольше.