Вассал и господин

А тут и Роха пришел, увидал доспех, стал восхищаться и охать, спрашивать, где кавалер взял такую красоту. Волков хвалился, что архиепископ это подарил. И так ему доспех нравился, что когда Зельда стала обед подавать, так он за стол сел лат не снимая. И ел в латах, словно обедал на поле боя.

А после трапезы велел Игнатию запрягать телегу. В ту телегу сложил все мушкеты, аркебузы, арбалеты и остатки пороха с пулями. И поехали они к западным воротам, где ждали Хилли, Вилли со своими людьми, чтобы мушкеты проверить.

Волков ехал по городу в доспехе, не стал его снимать, не смог, надев поверх прекрасный ваффенрок в бело-голубых квадратах. И конь его был под стать седоку. Кавалер ловил восхищенные взгляды простонародья, радушно кланялся знакомым. За ним следовали Роха с Максимилианом на конях и Сыч на телеге. Так выехали они за западные ворота, где и повстречали Хельмута с Вильгельмом и еще пять десятков людей, что привели мальчишки с собой.

Хельмут и Вильгельм выросли заметно. В прошлый раз, когда шли они с Волковым в Ференбург, так были едва ему по плечо. А сейчас вытянулись на солдатских харчах, уже и пух на подбородках стал на щетину похож. Они радовались встрече и кланялись кавалеру, рассказывали наперебой, как неудачно ходили с городским ополчением на восток бить взбунтовавшихся мужиков и как были недовольны офицерами, как те офицеры оказались плохи по сравнению с ним. Они наговорили кавалеру много приятного и сами заметили, как хорош его доспех.

Потом стали мишени ставить и стрелять из мушкетов. Волков сидел на пустом бочонке и смотрел. Людишки, что пришли с Хилли и Вилли, были так себе – бродяги да шваль. Суетились, толкались, собачились, редко попадали в мишень.

Роха уселся рядом с Волковым на траву и, посмотрев на его лицо, сказал понимающе:

– Да, людишки – дрянь, не солдаты. Ну, так весь сброд с города собрался.

– Если с такими мы ходим воевать, то и немудрено, что мужичье нас бьет, – заметил Волков.

– Разогнать их, может? – спросил Роха. – Все одно лишь порох понапрасну переводят.

Волов промолчал.

Тогда Роха заорал:

– Хилли, Вилли, идите сюда!

Молодые солдаты быстро пошли к нему. Встали рядом, готовые слушать приказы и выполнять их.

– Господину не нравится этот сброд, – сказал Роха.

– Нам и самим не нравится, – отвечал Вильгельм, оглядываясь на городских бродяг.

– Что, разогнать их всех? – спросил Хельмут.

Волков помолчал немного и ответил:

– А сколько вам потребуется времени, чтобы сделать из них стрелков?

Казалось, вопрос прост. Но Хилли и Вилли удивленно уставились на Роху, мол, ты старший, ты и говори. А Игнасио Роха по прозвищу Скарафаджо так же удивленно смотрел на Волкова.

– Ну, – поторопил кавалер, – чего замолчали? Что нужно, чтобы из этих бродяг сделать хороших солдат?

– Кажется, ты опять что-то затеваешь? – вздохнул наконец Роха, почесывая бороду. – И сдается мне, что дельце будет опять опасное, но прибыльное.

Хилли и Вилли ждали ответа Волкова, взгляды их выражали и надежду, и испуг одновременно, и он, увидав выражения их молодых лиц, отчего-то засмеялся. Вильгельм и Хельмут тоже стали смеяться. Только немного неуверенно и нервно. И Роха тогда громко захохотал с ними, широко разевая рот.

А людишки города Ланна, что пришли с Хельмутом и Вильгельмом в надежде, что их возьмут в солдаты, смотрели, как их господин в драгоценных доспехах, какой-то чернобородый и одноногий его помощник и два молодых солдата хохочут весело.

Они не понимали, отчего те смеются. И думали, что над ними, но не обижались. Пусть господа смеются, лишь бы взяли в солдаты. У солдат жизнь сытая и веселая. Хоть и недолгая.

* * *

Утром, едва светать начало, Агнес поцеловала руку господина и проводила его до ворот. Кавалер и люди его уезжали, забрав из дома все оружие, кроме пушек, что стояли на дворе. Девушка обещала в отсутствие кавалера блюсти дом и пушки и не бедокурить. Она вроде и грустила, что господин уезжает, но тут же радовалась тому, что снова остается хозяйкой в большом и красивом доме.

Когда Игнатий запер ворота, девушка вернулась в дом, села за стол у камина, поставила перед собой шкатулку и открыла ее. Там лежали всего два флакона. Один красивый: то было зелье возбуждения, что у мужей порождает страсть. И второй флакон, кривой, из плохого стекла: то было зелье затмения, что отбивает у человека память.

Агнес не могла решить, что ей делать дальше. Очень хотелось девушке нанести визит книготорговцу Удо Люббелю. Много, много было у нее к нему вопросов. Но вот денег осталось совсем мало. Только один золотой гульден и один талер, остальное она потратила на еду и питье для господина и его людей.

Агнес посидела немного, подумала, как быть ей, и, решившись, крикнула:

– Собака, горбунья, рваная морда, все сюда идите!

Ута, Зельда и Игнатий тут же пришли, встали у стола и слушали госпожу.

– Завтра поутру выезжаем. Карета и лошади чтобы готовы были к рассвету. Еду в дорогу надо взять. И одежду мне лучшую с чулками и рубахами. Собирайтесь, за деньгами отправляемся, на заработки.