Вата, или Не все так однозначно

– Двадцать за штуку, – мрачно ответила продавщица, из чего стало ясно, что торговля идет не очень. Она с вызовом глянула на меня из-под русой челки, которая составляла самую длинную часть ее, в принципе, мужской стрижки.

– Двадцать рублей? За это? Ничего себе!

– Щас, разбежался, – девчонка достала пачку «Беломора» и аккуратно, чтобы не растерять табак, выудила папиросу, – двадцать долларов.

– Хм. А кто автор этих… – я пытался подобрать верное слово, – шедевров?

– А тебе какое дело? Хочешь купить – покупай, только что-то мне подсказывает, что у тебя денег нет.

– А что, если я хочу сделать заказ? На заказ ваш художник работает?

Девушка закурила папиросу и посмотрела на меня испытующе. Было видно, что я не вызываю у нее никакого доверия, и ее переполняет желание меня послать. Но туманная перспектива возможного заработка победила.

– На заказ дороже…

– Сколько?

– Тридцать.

– Пфффф, – с видом знатока поморщился я, – двадцать пять максимум.

– За двадцать пять сам рисуй. – Она отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

– Ну ладно, пойду у соседей твоих спрошу, – равнодушно сказал я и решительно двинулся прочь.

– Ну хорошо! Двадцать пять, – врезалось в мою спину, – что рисовать-то?

Я развернулся и, не в силах скрыть улыбку, спросил:

– Может, двадцать?

– Иди ты в жопу!

– Листок и чем записать есть? – спросил я примирительным тоном.

– Ты совсем тупой, что ли? – не зло ответила она вопросом на вопрос. И я рассмеялся. Вокруг нее в огромном количестве были разложены листы бумаги, краски и карандаши. Она протянула мне карандаш и клочок бумаги. Я написал на нем размеры окна и протянул обратно.

– Картина мне нужна через два дня, и там еще будет надпись, дай мне номер телефона, я тебе вечером позвоню, скажу, что надо рисовать и написать.

Получив номер и узнав имя, я двинулся к станции метро «Арбатская», чтобы побыстрее добраться до дома и приступить к сочинительству. Обернувшись, я увидел, как к Маше, так ее звали, подошла какая-то тучная мамаша с отпрыском и попросила, видимо, его нарисовать. Усадив чадо на деревянный ящик, пацанка взяла в руки карандаш и планшет с бумагой. Черт побери, это ведь ее картины…

Было раннее утро понедельника. Тишинский рынок только начинал наполняться первыми продавцами и посетителями. Они не спеша доставали из потайных мест свои коробки, расстилали на них вчерашние газеты, раскладывали товар. Кое-где еще мели окурки и грязь зазевавшиеся дворники. Мы с Вазгеном стояли напротив витрины. Он молча, уперев свои сильные руки в свои пышные бочка, разглядывал результаты моих трудов. Я пытался по выражению на его лице понять – нравится или нет. Стекло витрины было чистым, я пришел в семь утра и тщательно его вымыл. Всю площадь окна занимало крупное художественное полотно, на котором Мария изобразила Никиту Сергеевича Хрущева в тот самый момент, когда двенадцатого октября тысяча девятьсот шестидесятого года на пятнадцатой Генеральной Ассамблее ООН он пытался сорвать обсуждение «венгерского вопроса», стуча ботинком по столу. При этом, центром композиции стал, как и задумывалось, не Генеральный секретарь, а именно предмет в его мозолистой руке. Снизу красивым шрифтом были выведены строчки:

Когда бы я остался без ноги
И без второй остался, может статься,
Я все же у Вазгена сапоги
Купил бы, чтобы просто любоваться!

Вазген отходил на другую сторону улицы, подходил ближе, нагибался, приседал на корточки, делал вид, что просто идет мимо, и как бы случайно смотрит на витрину. Наконец, он повернулся ко мне с самым серьезным видом и сказал: «А ну-ка, пойдем». Мне даже не по себе стало как-то. Я проследовал за ним в полумрак магазина. Бессменный сторож встал и проводил нас взглядом. Мы прошли через пустой зал казино. Только за одним из автоматов сидел одинокий игрок, причем видно было, что со вчерашнего дня, и кидал жетон за жетоном в беспощадную и бездушную машину, настроенную умелым механиком так, чтобы клиент был обманут временным успехом, а после спустил всю налич– ность.

В кабинете Вазген указал мне на стул, на котором три дня назад сидел его партнер по нардам, а сам опустился в большое кожаное кресло напротив. Он выдвинул ящик и достал оттуда стодолларовую купюру.

– Молодец, Андрей! – Армянин протянул мне деньги, я выдохнул с облегчением и взял. – Это тебе за то, что ты выполнил работу! – Его рука еще раз нырнула в ящик и достала брата-близнеца предыдущей: – А это тебе за то, что сделал работу от души, от сердца!

Негр-бомж

Этот день ничем не отличался от сотни других. Вместо утренней пробежки по лесу – пробежка по офису. Здесь утвердил новую версию рекламного макета, там подписал заявление на отпуск. Поймал в курилке Костика – главного креативщика по украинскому вопросу.

– Что сегодня на завтрак?

– Доброе утро, Андрей Константинович, – Костик был явно доволен собой. – Сегодня – ржака редкостная. Приготовили целую серию мемов с Януковичем и золотым батоном. Думаю, к вечеру разойдется миллионами.