Курить, впрочем, не хотелось. Хотелось домой или хотя бы разогнуть хребет, но он не разгибался. Руки тряслись, пот моментально начал замерзать, обращая одежду в ледяную корку. Хотелось домой, но останавливали гордость и жадность. Единственное, что придавало бодрости духа, – такое же плачевное состояние моих собратьев. Крик «Поееехали!» – перекур закончился. Звенья «конвейера» неохотно заняли свои места, механизм снова пришел в действие. Ночь только начиналась.
– Эй, братки! А чего это вы тут делаете? – раздался голос откуда-то из темноты, когда у меня в руках оказался сто семидесятый ящик (чтобы хоть как-то отвлечься и развлечься, я их считал).
Все замерли. В луче складского фонаря появилась фигура, обтянутая черной кожей, из куртки торчали длинные ноги в тренировочных штанах, обутые в кроссовки, вершину же фигуры украшал головной убор, любовно прозванный в народе «пидоркой». Фигура, поеживаясь, потирала руки и с нескрываемым любопытством обводила взглядом присутствующих. Из темноты, как снимок в фотолаборатории, проявились еще несколько «кожаных».
Коля поставил свой ящик на землю и засеменил к нежданному гостю:
– Так мы это, начальник, мы разгружаем, по уговору с Михалычем…
– Сдулся твой Михалыч, – перебила Колю «темная фигура, – груз через час уходит в Тверь, воткнул?
– Но ведь… – начал было Коля, но, когда «кожаный» извлек из кармана куртки что-то черное и блестящее и передернул затвор, решил, что лучше не спорить и засеменил обратно в шеренгу.
– И побыстрее, братки, – кожаный качнул дулом, – за свою отмороженную жопу отстрелю десять ваших.
– Гы-ы, ну ты, Санек, юморист, – заржал кто-то из группы сопровождения.
О, незабвенные девяностые! Пора невероятных возможностей и самых неожиданных поворотов, молниеносных обогащений и еще более стремительных банкротств! Время Остапов Бендеров и Корейко, эпоха, когда все покупалось и продавалось, а что не продавалось, то отнималось. Славные девяностые!
Совсем не об этом, разумеется, думал я, передавая Антохе сто сороковой ящик, ведя уже обратный отсчет. Я молился. Молился за жопу Санька, чтобы ей было хорошо, тепло и уютно. Потому что в эту снежную московскую ночь судьбы наших задниц неожиданно сплелись, что-то невидимое и могущественное связало их воедино и фатальным образом поставило в зависимость друг от друга. Неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы в круг желтого фонаря с другой стороны из мрака станционного пустыря не вынырнули несколько фигур в милицейских тулупах.
– Коль, ты че? У кого из нас белочка? А то мне кажется, будто ящики не в том направлении кочуют, – один из вновь прибывших задумчиво почесал затылок.
– Михалыч, – подал голос Коля, – да тут…
– Проблемы, браток? – раскрыл свое присутствие «кожаный», натянув на нос кепку.
Вы видели когда-нибудь голливудский вестерн семидесятых? Любой. Помните: два героя на разных концах узкой улицы, взгляд напряжен, рука готова выхватить револьвер в любую секунду. Кто первый дернется? Кто нарушит хрупкое равновесие? В ожидании ответа на этот вопрос рядом томятся несколько случайных свидетелей, пара из которых непременно падет жертвой шальных пуль. Но о них никто и не вспомнит: ни режиссер, ни главный герой, ни тем более зритель.
Мы с ребятами не стали ждать развязки этого молчаливого противоборства. Переглянувшись, мы стремительно нырнули под неоднократно проклятый вагон и, оказавшись в темноте, дали деру по железнодорожным путям. И откуда такая легкость в ногах появилась? Где-то сзади громыхала канонада – у водки может быть только один хозяин. Боливар не выдержит двоих…
Когда я пришел домой, было пять утра. Содрав с себя одежду и приняв горячий душ, я буквально ринулся в направлении кровати, спать оставалось два часа. По пути, чисто автоматически, нажал кнопку автоответчика.
– Пииип. Алло, Андрей, ты дома? – это был голос Маши, с которой мы к этому времени успели подружиться. – Тут есть один заказ, не хочешь…
Ни хрена я не хочу, только спать, подумал я, проваливаясь в темноту.
Маша ждала меня на Маяковке, нервно вышагивая вокруг фонаря, чтобы согреться.
– Ты где шляешься? Почему к телефону не подходишь? Где ты был? – Она, казалось, заметила что-то в моем лице: – Андрей, что-то случилось?
– Все нормуль! – Я максимально весело подмигнул. – Что за клиент?
– Каток, – подруга смотрела на меня с недоверием.
– Каток? – Я спешил поскорее сменить русло разговора. Почему-то не очень хотелось рассказывать о своих ночных похождениях. Хоть между нами и не могло быть никаких отношений – Маша мне просто не нравилась в этом плане – она все же была девушкой, а ничего героического в моей истории не было.
– Ну да, каток на Патриарших. Как я поняла, он перешел к новым людям, и им нужна рекламная поддержка…
Было невероятно холодно, поэтому передвигались мы очень быстро, в кратчайшие сроки достигнув тех самых Патриарших.
– Маш, никогда не мог понять…
– Почему ты такой тупой?
– Нет, это как раз очевидно – из-за круга общения. Не мог понять, почему Патриашие «пруды», если пруд только один?