Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

– Алехо! Брат! – Матиас бросился на колени и затряс несчастного изо всех сил. – Алехо! Алехо! Вставай, братец, не спи! Ой… что это?

– Это кровь, отроче, – наклонившись, тихо произнес настоятель. – А ну-ка, брате Амврозий, перевернем его… Ага… Господи Иисусе!!! Это кто ж его так?!

Перевернув послушника на спину, все трое в ужасе отпрянули: горло убитого – именно так, убитого! – казалось, перегрыз какой-то крупный зверь, волк или даже медведь, и целой лужи крови, в которой лежал бедолага, монахи поначалу не заметили в полутьме, и вот только сейчас едва не поскользнулись.

– Братец мой… брат… – тихо заплакал Матиас.

– Да-а-а… – отец Амврозий скорбно покачал головой. – Это уж точно не зверь… Дело рук человеческих? И кому же могло понадобиться убивать простого послушника? И зачем?

– Я вижу, зачем, – голос аббата внезапно осел, сделавшись глухим, замогильным, как бывает, когда одно горе перекрывается другим, еще более страшным. – Гляньте-ка… Моренетта…

– Что-что? Моренетта? – кастелян оторвал взгляд от трупа. – Ой… Да ее же нет!

– Выкрали! – перестав рыдать, закусил губу Матиас. – И брата моего убили… он, видать, защищал нашу Смуглянку… да не смог.

Мальчик снова заплакал, и отец Бенедикт ласково погладил его по голове, утешая… А сам думал – не мог не думать – о страшном. О том, что случилось…

Господи, ну, как же так?

Монастырь располагался на небольшом плато, и узкая, вымощенная камнями дорога, спустившись с горного кряжа вниз, вновь забиралась к мощным воротам обители, взять которую представлялось не столь уж простым делом даже самому опытному и сильному врагу. Над серыми скалами, возвышавшимися над монастырскими стенами, словно застывшие во время сурового шторма океанские волны, клубился белый, густой, как плохо сваренный кисель, туман, длинные языки его, медленно сползая в долину, таяли в жарких лучах солнца.

На просторном дворе обители – у гостевого дома, у церкви, близ трапезной – скопилось большое количество самого разнообразного народу: не только послушники и монахи, но крестьяне, мастеровые и какие-то – судя по виду – приказчики или купцы. Паломники – кого только средь них не было, ведь каждый житель округи считал своим долгом хотя бы раз в год навестить Смуглянку, поклониться, поведать о своих горестях-радостях, испросить свою толику удачи и счастья. А уж на это Моренетта была щедра!

– Можете располагаться в гостевом доме, друзья, – у самых ворот новых пилигримов радушно встретил послушник – молодой краснощекий парень, косая сажень в плечах. – Ни за что платить не надо, трапеза – тоже бесплатная, только обратите внимание – здесь везде кружки для подаяний висят, так что – уж сколько сможете. А вот с Моренеттой придется пару дней обождать – притвор пока закрыт, в часовне кое-что обвалилось, ремонт идет. Нет, нет, помогать не надо, мы сами справимся. Да не расстраивайтесь, попадете к Смуглянке, народу-то сейчас мало, все ж таки – вторник. А вот в субботу и в воскресенье было – не протолкнуться, а очередь к Смуглянке растянулась почти до самых гор!

Поведав все это, словоохотливый послушник учтиво поклонился и, кашлянув, кивнул на привешенную к стене кружку, на самом дне которой уже поблескивало несколько монет:

– Вам сюда сначала. А потом – в гостевой дом и, если хотите, в трапезную. Да! И скоро начнется вечерня. А рядом с трапезной у нас еще и лавка имеется, вы можете там кое-какие святые вещи купить – облатки, свечки, распятия… в общем, зайдете, увидите все сами.

– Хорошо, мы так и сделаем, лишь бы ремонт не затянулся, – пригладив усы, заверил доблестный капитан Гильермо Ньеза и, обернувшись к своим спутникам, махнул рукой. – Пошли!

Как и уговаривались, за ним потянулись все, кроме князя и быстро крестившейся Аманды – девчонка выпрашивала у Мадонны прошения за то, что явилась сюда в мужском платье. Так ведь никакого другого у нее нынче и не имелось, в горах портных нет! Еще по пути Егор посоветовался на эту тему с Гильермо, и славный капитан, подумав, решил, что в таком разе уж лучше будет Аманде притвориться мальчиком, а уж потом покаяться, да исполнить суровую епитимью – а что еще делать-то?

Девчонка, кстати, по этому поводу сильно переживала и постоянно молилась, вот, как и сейчас – даже на колени упала прямо посреди двора, и проходящий мимо осанистый прелат в рясе осенил ее крестным знамением:

– Усердно молишься, вьюнош! То похвально есть.

Вожников как раз и воспользовался этим моментом, живенько подскочил к монаху:

– Благословите, святой отче!

Перекрестив и его, клирик направился дальше, в трапезную, да князь перехватил его у крыльца:

– Мне бы повидаться с отцом настоятелем. Есть для него важное сообщение. Очень!

– Вы хорошо знаете латынь, сын мой, – улыбнулся монах. – Только отец настоятель вряд ли сможет уделить вам внимание – нынче, сами знаете, много неотложных дел. Однако вы можете передать сообщение мне, а я – уж – отцу Бенедикту. Не сомневайтесь, сын мой, передам слово в слово, слава Святой Деве, на память не жалуюсь.