Ватажники атамана Галани

— Молви, — глухо отозвался Галаня, но тут же опередив разбойницу, заговорил сам. — Если вы, вольные казаки больше не желаете видеть меня своим атаманом, то я готов уступить место тому, кого вы выберете. Если вы считаете, что я повинен в гибели ватаги и потере захваченной в Персии добычи, за что заслуживаю смерти, тогда казните меня той казнью, какую присудите. А не захотите казнить, тогда отпустите назад в Астрахань посчитаться с воеводой, дабы смыл я вину его и своею кровью.

— Казаки считают, что в случившемся нет твоей вины, — ответила Дунька. — И спрашивают, куда теперь поведёшь их, атаман?

Галаня поднял глаза, утёр рукавом запачканного и залитого кровью атласного кафтана скатившуюся по щеке слезу и произнёс:

— В место, где нас никто не найдёт. На Шайтан-гору. Залижем раны, а там видно будет.

Плыть решили по ночам, а днём прятаться и ловить рыбу, чтобы не передохнуть с голодухи. Так мы оставили позади Царицын и приблизились к Саратову. Один из дней мы провели в развалинах древнего татарского города, именуемого Укек. Именно здесь Матвей Ласточкин разделался с захватившими его донскими ватажниками. Пока мы лениво жевали уже порядком опротивевшую всем осетрину, один из казаков поведал нам связанную с этим местом страшилку. По преданию в горе, возвышавшейся над городом, была похоронена жена какого то золотоордынского хана. Однако бог отверг её нехристианскую душу, да и дьяволу она тоже, почему-то не приглянулась. Поэтому душа осталась в разлагающемся теле. И чтобы не сгнить полностью, мертвячке надо подпитывать себя свежей кровью. И потому, каждую ночь, она выходит из своей гробницы и убивает заплутавших путников.

— Чушь всё это, — рассудили казаки.

Однако когда начало темнеть поспешили убраться из Укека как можно скорее.

Ясной душной ночью мы проплыли мимо Саратова. Я слышал лай собак и видел тусклые огоньки в слюдяных окнах. Представил, как Иринка сидит с рукодельем и испытал безумное желание прыгнуть в воду и вплавь добраться до берега. Если бы не раны, я может быть, так и поступил.

Ещё через четыре дня мы увидели перед собой Жигулёвские горы. Со времён, когда войско великого государя Иоанна Васильевича разгромило Казанское и Астраханское ханства, потянулся на Волгу гулящий люд. И особенно полюбилось тому люду Самарская лука. Место глухое, дикое, страшное. Попробуй сыщи тут беглого человека. Над рекой вздымаются высокие горы, поросшие густым лесом. Леса пересекают глубокие буераки. В скалах много пещер, иногда таких длинных, что почти все, кто пытался пройти их до конца, бесследно сгинули. А те, кому всё-таки посчастливилось выбраться на свет божий, рассказывали удивительные истории об огромных озёрах виденных ими глубоко под землёй.

О Жигулёвских горах издавна складывали легенды. О Царёвом кургане говорили, что здесь похоронен татарский князь, шедший войной на Русь. Курган над его могилой насыпали воины, каждый из которых принёс землю на своём щите. И судя по высоте горы татарское войско было поистине несметно. О Змеиной горе рассказывали, что в стародавние времена здесь жил огнедышащий змей. Он безобразничал в округе и успел погубить великое множество людей, пока его не убил один богатырь, разрубивший змея на части превратившиеся в разбросанные тут и там камни. Пустынная Казачья гора, поднимавшаяся среди густых лесов, называлась так, потому что здесь много лет назад царские стрельцы казнили страшной смертью великое множество воровских казаков. А на Девью гору пленённая красавица, притворившись покорной, заманила лихого атамана и столкнула его вниз со скалы.

Проплывавшие мимо персидские купцы очень страшились засевших в этих горах разбойников и, завидев лёгкие челны волжской вольницы, в ужасе кричали «джигули». Слово это, если не употреблять крепких выражений, можно перевести как «нечестивые поганцы». С тех пор весь край и стал называться Жигулями.

В Жигулях, в местечке именуемом Змеиный затон, располагался стан разбойниц Ульяшки и Парашки. Атаманши были сёстрами-близняшками и так похожи друг на друга, что даже батька с маткой с трудом отличали их. Ватага набранная частью из товарищей по детским играм, частью из беглых помещичьих крестьян, насчитывала около шестидесяти человек. Плавали разбойники на двух бударах, на носу каждой из которых стояла четырёхфунтовая пушка.

Ульяшка и Парашка требовали с купцов мзду за проезд мимо их стана. Купцы мзду платили, а потом жаловались на бесчинства разбойниц самарскому воеводе. Тот отряжал солдат на стругах. Но всякий раз, завидев с гор зелёные мундиры и воронёную сталь фузей, сёстры скрывались в Винновских горах, где искать их было всё равно, что блоху на слоне.

Ульяшка и Парашка сидели перед костром. В руках каждой было по бумажному кульку с вишнями. Дозорные только что привели к ним двоих рыбаков, их односельчан из Ермакова.

Один из рыбаков говорил, теребя шапку:

— Не поверите, кого мы вчера видели, племяшки.

— Говори, дядька Пантелей, не тяни кота за усы, — нетерпеливо отозвалась Парашка.

— Самого атамана Галаню.