Операция «Полковник» прошла тихо и незаметно для большинства жителей республики. Не ревели моторы, не было шумных перестрелок в центре и на окраинах, по телевизору в эту ночь не трещали бесконечные ток-шоу «Враг или не враг» с приглашением основных действующих лиц. Сотрудники СБКР, верхушку которых Алексеев сформировал из бывших сотрудников песмарийского управления Бюро Безопасности, были кто угодно, но не бойцы.
Заместители перед такими аргументами, как выбитые точечными взрывами входные двери и дульный срез под носом, капитулировали мгновенно. Охрану их даже не били – положили лицом в пол, да и всё. Для дальнейшего изучения и фильтрации: в конце концов, рядовые бойцы искренне служили Республике.
Всё было замечательно, кроме одного. Самого Алексеева.
Его брал лично Иванов с горсткой бойцов, взявшихся неоткуда, но разговаривавших с резковатым для южного уха произношением жителей средней полосы России. Полковник и не дёрнулся, как оружия в кабинете в его досягаемости уже не было, за спиной, возвышаясь над креслом с обеих сторон, стояли хмурые парни, а сам Максим Александрович уже вёл неторопливую беседу.
– Что ж вы так, Казимир Ильич… Денег не хватало – это я могу понять: у нас, на Востоке, тоже рыночная экономика и повальный капитализм. Но столько жертв ради сраного коттеджного посёлка, да и тесная дружба с нахлами вас как-то… не украшает.
Иванов адски устал за эти дни, только этим и можно объяснить дальнейшее. В кабинет Алексеева вошли Звягин и Венич. Замнаркома лично убедился, что оцепление плотно блокирует здание, и присоединился к командиру. Народный комиссар был в ярости, копии документов на Алексеева ему уже показали, поэтому ни в выражениях, ни в жестах он не стеснялся.
Не умеют военные люди в такие моменты изъясняться на русском литературном.
– Что ж ты, блядина такая, выкидыш ишачий, мудачина, натворил? – с порога заорал он на спокойно улыбавшегося Алексеева. – Мы с тобой пятнадцать лет знакомы, пидор гнойный, ебит тебя в ноздри!
Венич решил не вмешиваться, а вот Иванов мягко придержал раскрасневшегося орущего наркома, не пустив его ближе к Алексееву: свернёт ещё шею бывшему другу, а рано.
– Тише, тише… Арестованный ответит по всей строгости, а вот бить его пока не надо. Хотя, конечно, да. Гондон ещё тот.
Теперь уже точно бывший полковник, погоны которому с формы Иванов вырвал с мясом первым делом, продолжал улыбаться. Потом охнул, навалившись грудью на стол, едва не свалив пару служебных телефонов – в том числе прямой с Бунчуком:
– Сердце, блин… Лекарства. В ящике лекарства…
Один из конвоиров откинул его обратно на спинку кресла, второй приоткрыл ящик и вытащил пузырёк валидола – жестяную трубку, сработанную по советским ещё стандартам. В Песмарице до сих пор не редкость.
– Пусть пьёт, – разрешил Венич. – Нам эта гнида живой нужна, а то загнётся ещё. Но врача позовите, на всякий случай.
Охранник встряхнул полупустую трубку, высыпав на ладонь пару таблеток. Сунул в рот Алексееву, тот промычал что-то в ответ. Потом дёрнулся несколько раз, неловко схватился за край стола, скрежетнув по полировке ногтями и оплыл в кресле.
Иванов рванулся к столу, Венич уже тянул трубку из кармана вызвать врача, но было поздно – Казимир Ильич сбежал подальше. Настолько далеко, что ни один суд не дотянется, кроме, пожалуй, Божьего.
– Просрали фигуранта, – негромко сказал Иванов, пощупав пульс: нет его, оттянув веки и заглянув по очереди в оба полуприкрытых глаза Алексеева. – Как есть просрали…
Замок в двери камеры лязгнул.
С трудом подтянув под себя опухшие скованные ноги, Дмитрий попытался сесть, спросонья хлопая глазами. Внеочередной допрос? Или… Кончать его решил Алексеев, сука позорная?
На пороге стоял Максим Александрович. Недавно гладко побрившийся, в костюме с ослепительно белой сорочкой и галстуком. Аромат дорогого парфюма пробивался даже через вонь от ведра, да и амбре от самого Разина – сколько уже не мылся.
– А что? Почти курорт, – ухмыльнулся Иванов. – Девочки, танцы, вечерний бокал кюрасао с соломинкой.
Разин молчал. Чёрт его знает, если Алексеев всех убедил, что он шпион и бандит…
Максим Александрович подошёл ближе, стараясь не наступать на наиболее загаженные места пола:
– Есть мнение, Дмитрий Васильевич, лишить вас столь замечательного места отдыха. Насильно, так сказать, заставить вас расстаться.
– Алек… кх… Алексеев, – с трудом выговорил Ватник.
– А он умер, – с досадой сказал Иванов. – Прикиньте? Жил, жил, и умер. Чем лично меня опечалил, потому что рано. И слишком легко, на мой вкус.
В камеру забежал Венич с парой бойцов, один отстегнул наручник с ноги, второй резал ножом верёвку за спиной. Подняли, придерживая под локти – ноги затекли и стоял Дмитрий с трудом.
– Товарищ Иванов! Бунчук приехал! Вызывает.