Ватник

Выпущенная из РПГ граната на их счастье пролетела насквозь, через один оконный проём, потом через противоположенный, и рванула где-то в воздухе, щедро осыпав всё осколками. Попала бы в стену или перегородку между окнами – и всё, на Аллею Героев. Но нет, повезло, как иногда бывает даже на войне.

Снизу от входа в канцелярию скупо огрызнулся автомат, потом второй. Алихан с патрульным, не иначе, только вот не видно им ничего оттуда.

Отсюда, впрочем, Дмитрий тоже ничего не мог разглядеть: в глазах всё плыло и двоилось, а натягивать ПНВ опасно, после второго выстрела и ослепнуть недолго.

– Ватник, давай вниз. Второй раз попадут, все поляжем! – сказал Дрон, утягивая его за собой. – Давай, давай! Там уже бой вовсю.

Ночная тишина кончилась. Молотили все четыре пулемётных гнезда, Алихан скользнул в кусты по направлению к бывшему Гешиному посту, доставая гранаты. РПГ плюнул огнём ещё раз, на этот раз граната попала в крышу и взорвалась. Если бы не Дрон, Ватник и радист, да и он сам там бы и остались.

– Ватник всем. От нахлов три-четыре ДШГ, точнее в штабе не знают, попытка захвата завода. Держим позиции.

– Принято. Принято. Принято.

Откликнулись не все посты, спишем это пока на занятость: пулемёт – зверушка, требующая постоянной заботы.

Стреляли отовсюду. Понять без трассеров что-либо в ночном бою нереально, просто дульные вспышки, просто частый стук железных машинок, придуманных людьми, чтобы сокращать поголовье себе подобных, иногда – вспышки разрывов гранат. Днём последнее и вовсе не разглядеть, не те там заряды, чтобы очень уж вспыхивать: глухой шлепок и облачко дыма, а ночью – можно.

Зашипела осветительная ракета, озарила мертвенным ненастоящим светом сверху аллею деревьев. За ней вторая, пулемётчик перевёл огонь туда, по внезапно заметавшимся фигурам. Нормально, всё нормально, добивай гадов!

Из кустов выбрался Алихан, перепачканный в зелени листьев, комках земли и пятнах крови. Широко улыбнулся и доложил:

– Одна группа там сидела. Пять человек. Один раненый был, Гешка успел или кто-то из его ребят…

Улыбка потускнела и как-то вдруг опала.

– А наших вырезали. Всех. Последнего только застрелили. Как прошляпили – ума не дам.

Ватник ничего не сказал. Похвалить бы Алихана, да не до того. Геша. И ещё трое… Никаких свечей уже скоро не хватит в церковной лавке, чтобы за упокой всех поставить, за кого точно нужно. Спаси Господи ваши души.

– Молодец! Гранатой их, что ли? – уточнил Дрон.

– Чего сразу гранатой, а? – загорячился чеченец. Потом рассмеялся и ответил: – Ну да. Сперва гранатой, потом дорезал. Я ж – горец, у меня – кынжал!

Акцента у родившегося и выросшего в Кавино Алихана отродясь не было, но в такие моменты – как не изобразить. Актёр, ё-моё…

Стрельба стихала. Вторую ДШГ удачно расстреляли на подступах к пулемётному гнезду на крыше заводоуправления, третья рассредоточилась и, похоже, отходила. Редко-редко огрызались выстрелами со стороны железной дороги. Вроде как первый натиск отбили, только вот…

– Ватник всем, – на общей волне сказал Дмитрий. – Доложите обстановку. По очередности постов.

А неутешительные итоги-то. Два пулемётных гнезда молчали, посты, рассыпанные по территории авиазавода, отвечали хорошо, если через один. Сколько же народа выкосило?!

– Батальон… Слушай мою команду. Все отходим к дороге. Повторяю, к автодороге возле заводской ограды. Утром пойдёт техника, пощиплем, сколько сможем.

То ли кто-то из диверсантов взял рацию у погибших ополченцев, то ли так и было задумано первоначальным планом нахлов, но обстрел из «градов», который вели по расположенным в стороне от завода жилым кварталам, переместился сюда. Первые ракеты упали кучно, навсегда похоронив в ангаре недостроенный АН-32-4, потом снесли уже оставленное батальоном здание заводоуправления.

А потом пришёл черед и окраинных цехов, между которых перемещались к ограде изрядно поредевшие цепочки бойцов. Залегли, конечно, других методов спасения не было – не искать же в тёмном разбитом лабиринте зданий непременное здесь бомбоубежище. Да и толку с таких поисков – пока доберутся, некому будет… убегать от бомб.

Во всех книгах про Великую Отечественную написано, что самое жуткое на фронте – попасть под бомбёжку. Падающая из небес смерть, она никого не выбирает и никого не щадит. Лупит по площадям, рвёт землю на куски, превращает заботливо выстроенные дома и заводы в руины, а уж что делает с человеческим телом, тем самым, что рожали когда-то в заботах, кормили с ложечки, вели за руку в детсад, а потом в школу, которому заботливо выбирали костюм или платье на выпускной, от чьих проделок плакали, а успехам – радовались, даже говорить не стоит.

Здесь даже речи не идёт о людях – только о телах, при близком попадании превращаемых в фарш и тлен. Прах к праху, моментальная кремация.

– Ватник Второму. Мы отходим к дороге, – в один из промежутков между обстрелами сообщил оглушённый Дмитрий в рацию дальней связи.