Ватник

Тот замялся, опустив взгляд. Автомат уже повесил на плечо: мощная штука, но бесполезная, когда враг уже ускользнул. Опустил телефон, по которому вызывал всех по очереди. Потом тихо сказал:

– В ванной, командир… Не ходи туда, не надо.

Дмитрий оттолкнул его с дороги и бросился в ванную. Что значит – не надо?!

Ванна была налита доверху, до краёв, всю поверхность воды устилали листки с дочкиными рисунками – и старыми, ещё довоенными, блиставшими разноцветием ярких красок, уже слегка расплывшихся в воде, и последними, суше и строже, где было много чёрного.

Все альбомы сюда высыпали, ничего не пожалели, разрисованная бумага лежала плотным слоем, как осыпавшиеся осенью в лужу листья с огромного дерева.

Дмитрий провёл рукой в воде, отгоняя этот жуткий листопад, пальцы его упёрлись во что-то, сперва нащупав лоскут ткани, а потом и что-то упругое, неподатливое…

Он завыл, разгребая, разбрасывая в стороны рисунки, показались растрёпанные, висящие под водой как водоросли волосы, любимое лицо с удивлённо приоткрытыми глазами, вся Светочка.

Дмитрий разогнулся и что было сил ударил кулаком в зеркало, разнося его на мелкие осколки. Костяшки в кровь – да наплевать. На всё теперь наплевать, всё, ради чего он жил, дышал, воевал – оно всё умерло вместе с двумя самыми близкими людьми.

Он кричал. Он что-то кричал, дико, на одной ноте, так что заглянувший с сочувственным, скорбным лицом в ванную Дрон отшатнулся.

В квартиру вбежал вызванный им Алихан, мигом оценил обстановку и пропал, снова бухая ботинками по лестнице вниз. Здесь он ничем помочь не мог, а вот опросить, кто что и – главное – кого видел, это сейчас самое верное.

Сунулась было привлечённая криками баба Люся, забывчивость которой и сунутый в карман другой кофты ключ от квартиры Разиных спасли ей жизнь. Дрон тормознул её на пороге, о чём-то активно расспрашивая, старушка кивала и что-то длинно-длинно пыталась объяснить, но Дмитрий их всех не видел и не слышал. Он окунул руки, от одной из которых по воде поплыло, растворяясь, облачко крови, и поднял из ванны безвольно обвисшее тело дочери. Постоял, потом понёс в гостиную: баба Люся увидела его мельком, вздрогнула и мелко перекрестилась.

Опустил Светочку рядом с Мариной на диван, прямо в кровавое пятно, но тут уж… Встал рядом на пол на колени и прижался лицом к руке дочки.

– Командир, они недавно уехали. Совсем недавно, – сказал Алихан. Он вернулся снизу, наскоро опросив сидевших у подъезда бабулек. Был чеченец непривычно бледен и столь же непривычно серьёзен. – Попробуем догнать, минивэн приметный, милиция поможет. Мстить надо. Мужчины мстят, а не плачут, мне дед так говорил.

Плачут мужчины, ещё как плачут… Беззвучно, но слёзы так и бегут, смешиваясь с водой из ванны, с кровью жены, падая вниз как капли дождя.

– Э, слышишь меня? Белый с синим микроавтобус. Людей трое – девка-блондинка и два мужика в спецовках, типа «Горгаза», бабки не рассмотрели. Один большой, как горилла. Уехали десять минут назад, прямо перед нами. Почти пересеклись, догонять надо.

– Злая баба… – еле слышно прошептал Дмитрий. Очень тихо, но Алихан его услышал:

– Злая. Ты – мужчина, командир. Встань и убей их. А потом плачь, только потом.

Ожила рация на поясе Дрона. Он остановил бесконечный рассказ бабы Люси, схватил «баофенг».

– Нармилиция, третий участок. Видели похожий минивэн на перекрёстке Солнечной и проспекта Кирова. Две минуты назад. Направляется в Мельники, судя по всему.

– Бегом, командир! Мы их догоним, – почти приказал Алихан, и Дмитрий послушался. Вытирая мокрое от слёз лицо, он рванулся к выходу из квартиры, сунув свою связку ключей бабе Люсе.

Болела голова, ныло не зажившее до конца плечо, болели костяшки, разбитые в кровь, но больше всего болела душа. И эта, последняя боль перечеркивала всё остальное, делая ненужным. Незначительным. Не важным.

Дрон бросился за ними следом. В дверях подъезда Дмитрий растолкал собравшихся посмотреть, что за суета соседок, подскочил к «уазику», выдернул из него автомат и бросился к своей машине, так и стоявшей во дворе, под раскидистым деревом почти напротив окон квартиры. Квартиры, в которой теперь никто не живёт, куда и возвращаться теперь ни к чему: был дом, а стали чужие постылые стены, в которых бродит, завывая, призрак смерти.

– За мной езжай! – бросил он Алихану, садясь за руль. Зажигание, сцепление, задняя с перегазовкой, крутой разворот, и сразу на второй – со двора. «Уазик» держался следом как привязанный.

Выскочили на Космонавтов, Дмитрий, не отрывая взгляда от дороги, нащупал одной рукой в бардачке синий стакан спецсигнала – положено ему было по должности, да ни разу не использовал, наощупь воткнул провод в прикуриватель и одним движением, едва не уронив, кинул мигающую лампу на крышу. Поморщившись, сдвинул болтавшийся перед глазами кабель ниже, сжал его коленями.

«Октавия» была пошустрее «уазика», но и Алихан не отставал, выжимая всё из не очень-то спортивного движка.