Радикальные националисты не имели широкой народной поддержки, но, как это часто происходит, были очень активны и заметны на публике. Дважды столкнуться с ними пришлось и самому Гавелу.
В марте 1991 года проходила одна из его регулярных рабочих поездок в Братиславу. 14 марта, в день провозглашения Словацкой республики в 1939 году, в центре шел митинг; Гавел, которому советники рекомендовали воздержаться от прогулок по городу, посчитал, что таким образом выказал бы свою слабость, и отправился прямиком к месту митинга. Там президента освистали, и, хотя никто, кажется, не планировал на него нападать, толпа так сильно сместилась в его сторону, что смяла и местных полицейских, и часть президентской охраны – Гавела смогли оградить лишь ближайшие к нему телохранители и соратники. «Прошла неделя, пока у нас зажили шрамы и синяки. Но более глубокие раны в отношениях чехов и словаков не заживали», – вспоминает участвовавший в тех событиях Михаэль Жантовский410.
А 28 октября, когда Гавел выступал в Братиславе на митинге в честь очередной годовщины чехословацкой независимости, его забросали яйцами. Через несколько дней после этих событий он и созвал ту неформальную встречу на даче, с гуляшем и сливовицей.
В этой напряженной ситуации референдум должен был стать ответом федералистов на сепаратистские настроения. И 6 ноября 1991 года парламент принял закон «О правилах проведения референдумов». Он предполагал, что граждане должны голосовать только по четко сформулированному вопросу, на который возможно ответить «да» или «нет». «Здесь очень быстро обнаружилась ахиллесова пята референдумного решения чешско-словацкой проблемы, потому что было очевидно, что формулировка вопроса в значительной степени предопределяет ответ. В первую очередь речь шла о том, формулировать ли вопрос отрицательно (в пользу разделения государства) или утвердительно. Один утвердительный вопрос “вы за общее государство?”, на который большинство избирателей в обеих республиках, без сомнения, ответили бы согласием, проблему не решал, потому что согласие не учитывало попросту различное понимание термина “общее государство” у чехов и большинства словаков», – пишет историк Ян Рыхлик411.
В итоге попытка сформулировать вопрос провалилась – Федеральное собрание общего варианта выработать не смогло. 17 ноября Гавел выступил с очень важной речью на Чехословацком телевидении:
Дорогие сограждане, все свидетельствует о том, что в данный момент наши представительные органы не в силах своевременно и разумно договориться о будущем нашего государственного сосуществования. Они политически расколоты, парализованы внутренними спорами и все опаснее отдаляются от граждан, которые их избрали. Граждане обеих наших республик хотят уже наконец знать, в каком государстве они будут жить, сегодняшним состоянием переговоров о государственном устройстве они разочарованы и по праву чувствуют угрозу их возможного неуспеха. <…>
Как демократ я поставил на диалог и политическую волю к договоренности. Но все эти усилия принесли пока весьма незначительные результаты, и боюсь, что свои возможности на этом направлении я уже исчерпал. Политики больше интересуются инструкциями своих партийных верхушек, чем моими предложениями, и переговоры, которые я так долго устраивал, начинают ходить по замкнутому кругу и постепенно становятся объектом сопротивления, а то и насмешек граждан и средств массовой информации.
В этой ситуации мне не остается ничего, кроме как обратиться с просьбой о помощи к вам, гражданам нашей республики.412