Ватутин

«Конечно, на нас, военных, — признавался впоследствии Жуков, — лежит ответственность за то, что мы недостаточно требовали приведения армии в боевую готовность и скорейшего принятия ряда необходимых на случай войны мер. Очевидно, мы должны были это делать более решительно, чем делали. Тем более что, несмотря на всю непререкаемость авторитета Сталина, где-то в глубине души у тебя гнездился червь сомнения, шевелилось чувство опасности немецкого нападения. Конечно, надо реально себе представить, что значило тогда идти наперекор Сталину в оценке общеполитической обстановки. У всех на памяти еще были недавно минувшие годы; и заявить вслух, что Сталин не прав, что он ошибается, попросту говоря, могло тогда означать, что, еще не выйдя из здания, ты уже поедешь пить кофе к Берии.

И все же это лишь одна сторона правды. А я должен сказать всю. Я не чувствовал тогда, перед войной, что я умнее и дальновиднее Сталина, что я лучше его оцениваю обстановку и больше его знаю. У меня не было такой собственной оценки событий, которую я мог бы с уверенностью противопоставить как более правильную оценкам Сталина. Такого убеждения у меня не существовало. Наоборот, у меня была огромная вера в Сталина, в его политический ум, его дальновидность и способность находить выходы из самых трудных положений. В данном случае — в его способность уклониться от войны, отодвинуть ее. Тревога грызла душу. Но вера в Сталина и в то, что в конце концов все выйдет именно так, как он предполагает, была сильнее».

Ватутин не оставил воспоминаний. Но Николай Федорович, так же как Жуков и другие военачальники, тоже верил Сталину, находился под обаянием его личности.

Впрочем, присутствуй тогда в Кремле главный создатель плана Б. М. Шапошников, может быть, план бы так и остался в первоначальном варианте. У Сталина предложения Шапошникова, всегда глубоко продуманные и веские, как правило, не встречали особых возражений.

Если бы да кабы... Однако что произошло, то произошло. Теперь же, в соответствии с поручением, требовалось не позднее 15 декабря положить на стол Сталину переработанный оперплан. И вновь Ватутину и его подчиненным предстояло выполнить колоссальный объем работы. Причем надо было конкретно разработать все вопросы, касающиеся Наркомата обороны и Генерального штаба. Одновременно надо было учесть проблемы, связанные с Наркоматом путей сообщения, а также определить задания военным округам, с тем чтобы уже 1 января 1941 года командование и штабы округов могли приступить к подготовке своих планов.

Кроме работы над планом Ватутину приходилось решать ещё массу других задач. В военных округах, особенно приграничных, с нарастающей интенсивностью проходили командно-штабные игры, манёвры, учения с боевой стрельбой. И надо было, как говорится, держать руку на пульсе жизни.

В конце осени в Западном особом военном округе было намечено проведение крупной игры. Руководить ею должен был начальник Генштаба К. А. Мерецков. Но дата игры несколько раз переносилась: руководство страны опасалось, что проведение её в приграничном округе насторожит руководство Германии. Сам Сталин держал на личном контроле этот вопрос. Наконец он окончательно утвердил время, однако дал указание направить в Белоруссию Ватутина.

— Если учением будут руководить Тимошенко или Мерецков, — сказал Сталин, — немцы примут меры к тому, чтобы выяснить его характер. Да и вообще нам невыгодно, чтобы в Германии знали, чем занимаются сейчас нарком обороны и начальник Генштаба. Пускай едет Ватутин — якобы с инспекционными целями.

Вскоре Ватутин был в Минске. Командующий войсками округа генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов, которого Николай Федорович знал ещё с конца 1920-х годов по учёбе в Военной академии им. М. В. Фрунзе, подготовил игру с учётом опыта недавних военных кампаний. Сам Павлов непосредственно воевал против японцев на Халхин-Голе, участвовал в гражданской войне в Испании, прошёл проверку боями в советско-финляндском конфликте. О том, что этот человек уже сполна понюхал пороху, красноречиво свидетельствовали «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, три ордена Ленина и два ордена Красного Знамени на его груди. К сожалению, блестящая карьера Павлова, ставшего генералом армии незадолго перед Великой Отечественной войной, закончится трагически. В трудные июньские дни 1941 года Западный фронт, которым он будет командовать, не устоит перед мощными ударами немецких армий и потерпит жестокое поражение под Белостоком. После взятия немцами Минска практически все армии фронта перестанут существовать как организованная военная сила.