Читаем Ватутин полностью

— Николай Федорович, немедленно выезжаем вместе с наркомом в Кремль. Захвати с собой проекты Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования. Ну и, конечно, карту с обстановкой...

В кабинете Сталина находились все члены Политбюро. Николая Федоровича поразил вид Сталина. За несколько часов он, казалось, не только похудел, но как-то почернел и все больше мрачнел, расхаживая по кабинету.

Быстро решив вопрос по мобилизации, проект создания Ставки Сталин попросил оставить у себя. С 23 июня объявлялась мобилизация военнообязанных 1905—1918 годов рождения на территории почти всех округов, за исключением Средней Азии и Дальнего Востока. На европейской части страны вводилось военное положение. Приграничные округа преобразовывались во фронты.

Мельком взглянув на карту, Сталин помрачнел еще больше, и Тимошенко поспешил заверить его, что в ближайшее время обстановка прояснится и будет отображена на карте. Сталин молча кивнул, и Николай Федорович, быстро сложив карту, попросил разрешения убыть в Генштаб. Сталин снова молча кивнул.

Николай Федорович сразу отправился на узел связи, в коридоре его остановил адъютант, попросил позвонить жене. Ватутин снял трубку.

— Дело плохо, дорогая, — сказал он, — слушайте радио...

Операторы подготовили новые листы карты и под руководством Василевского наносили на нее элементы боевого порядка. Ватутин только включился в работу, как раздался звонок, — Жуков приглашал к себе.

— Еще не успели, Георгий Константинович, — начал было Ватутин.

— Ничего. Я по другому поводу. Мне приказано срочно убыть на Юго-Западный фронт как представителю Ставки Главного Командования. На Западный убывает Шапошников. За меня остаешься ты. Бери все в свои руки. Ставка и Генштаб должны знать обстановку. Это прописные истины, но приходится их говорить даже тебе. Свяжусь с вами, как только прибуду на место...

Николай Федорович не хуже Жукова понимал, что даже частичная потеря управления значительно усложняет организацию отпора врагу, но что было делать? Несмотря на самые энергичные меры, к исходу дня Николаю Федоровичу удалось получить от фронтов только неполные данные. Времени на их осмысление почти не оставалось. Опять пришлось ехать с наркомом в Кремль для одобрения директивы № 3. Когда Ватутин прочитал текст директивы, он с удивлением посмотрел на Тимошенко:

— Товарищ маршал, ведь это же нереально, о каком разгроме противника на его территории может идти речь, если мы даже не знаем положения дел на фронте? Это ведь окончательно запутает командующих фронтами.

— Вопрос не подлежит обсуждению, — мрачно сказал Тимошенко. — Таково мнение товарища Сталина. Документ составлялся практически с его слов. Мнение свое ты, конечно, иметь можешь, но советую его держать при себе...

— Но вы-то пытались?

— Не пытался, и тебе, повторяю, не советую...

Сталин утвердил директиву сразу, и Ватутин, глядя в его запавшие глаза, понял, что вряд ли сейчас найдется человек, способный ему возразить.

Жуков позвонил вечером. Ватутин сам хотел с ним связываться. Перед отправкой директивы требовалась подпись начальника Генштаба.

— Сначала обстановку, — сразу прервал доклад Ватутина Жуков.

— Есть! — ответил Ватутин и придвинул к себе карту. — На данное время, несмотря на все принятые меры, нам не удалось получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о наших войсках и о противнике. Сведения о глубине проникновения врага весьма приблизительные. Нет точных данных о потерях авиации и личного состава. Кузнецов и Павлов оба без доклада наркому уехали куда-то в войска. Штабы фронтов пытаются их разыскать...

— Но какие-то данные есть? — раздраженно прервал Жуков.

— Авиаразведка докладывает, что бои идут вокруг наших укрепрайонов и частично на глубину 15—20 километров нашей территории. Связи у фронтов с армиями нет.

— Что еще?

— Требуется твоя подпись под директивой № 3.

— В чем суть директивы?

— Переход в контрнаступление с окончательной задачей разгрома противника на его территории. Я против, но вопрос уже решен.

— Хорошо, ставь мою подпись. Жду докладов, — сказал Жуков и положил трубку.

Ватутин тяжело вздохнул и посмотрел на стоящего рядом Василевского.

— За работу, товарищи, — сказал он. — Кстати, как ты себя чувствуешь? Установите очередность, надо отдыхать. Свяжитесь с семьями. Им сейчас очень нужны ваши звонки, ведь мы не на фронте, а совсем рядом.

— Спасибо, Николай Федорович. Дома все в порядке, а отдыхать будем после войны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное