Ватутин

Но, даже если учесть все последние исследования о войне, думается, будет ошибкой утверждать незначительность роли Сталина в достижении победы. Ведь он был и Председателем ГКО и Верховным Главнокомандующим! Поэтому, когда некоторые исследователи договариваются даже до того, что Сталин больше помогал Гитлеру, чем своей армии, что делал он все только для личного благополучия, и вообще, народ воевал как-то подпольно, вопреки воле и решениям Верховного, в душе ненавидя его, то, честное слово, становится по меньшей мере неловко за таких, с позволения сказать, исследователей.

Тот же Жуков писал: «Деятельность Ставки неотделима от имени Сталина... Мне очень нравилось в работе И.В. Сталина полное отсутствие формализма. Все, что делалось так, чтобы принятые этими высокими органами решения начинали выполняться тотчас же, а ход выполнения их строго и неуклонно контролировался лично Верховным или, по его указанию, другими руководящими лицами или организациями... И.В. Сталин внес большой личный вклад в дело завоевания победы над фашистской Германией и ее союзниками... Могу твердо сказать, что И.В. Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах. Эти способности И.В. Сталина, как Верховного Главнокомандующего, особенно раскрылись начиная со Сталинградской битвы... Кроме того, в обеспечении операций, создании стратегических резервов, в организации производства боевой техники и вообще в создании всего необходимого для ведения войны Верховный Главнокомандующий, прямо скажу, проявил себя выдающимся организатором. И будет несправедливо, если мы не отдадим ему в этом должное».

Характерно, что аналогичные высказывания есть у великого русского писателя М.А. Шолохова. В интервью газете «Комсомольская правда» в дни 25-летия победы над фашистской Германией он сказал: «Нельзя оглуплять и принижать деятельность Сталина в тот период. Во-первых, это нечестно, а во-вторых, вредно для страны, для советских людей, и не потому, что победителей не судят, а прежде всего потому, что «ниспровержение» не отвечает истине».

Подобные оценки есть и в воспоминаниях Конева, Рокоссовского, Мерецкова. Трудно заподозрить этих людей в неискренности. Нет оснований полагать, что они чего-то не знали, находились под каким-то гипнозом. Достаточно претерпели от Сталина и его окружения и Жуков, и Конев, и Шолохов, не говоря уж о Рокоссовском и Мерецкове. Эти мужественные люди не хотели кривить душой, не хотели полуправды, и в этом их сила. Их высказывания о Сталине нельзя замолчать, исказить, дискредитировать. Это тоже часть правды, к которой мы стремимся.

Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что Сталина помимо действительно выдающихся людей окружали и бездарные полководцы, такие, как Ворошилов, Буденный, Голиков, Тюленев, такие «мудрые политики и советники», как Молотов, Каганович, Маленков, Берия, Жданов, Микоян, Мехлис и другие. «Мне казалось, — вспоминал Жуков, — что Сталин, будучи органически не связанным с народом и его трудовой деятельностью, с его жизненными условиями, с думами и переживаниями, познавал жизнь народа по докладам членов Политбюро и Секретариата. Ну, а так как Сталину обычно докладывали вопросы в приукрашенном виде, естественно, он не знал истинного положения в стране, в глубинах жизни народа». Примерно в том же духе свидетельствовал Конев: «Сталин очень верил людям, как это ни странно звучит. Он был очень доверчивым человеком. Это была своеобразная сторона его мании величия, его очень высокого мнения о самом себе. И когда он смотрел на человека, разговаривал с ним, он считал, что человек, глядя ему в глаза, не может ему соврать, что он должен сказать ему правду и говорит ему правду. Вот почему он оказывался доверчивым, и люди преспокойно ему лгали и втирали очки».

Все это пишется не для того, чтобы обелить Сталина. В истории личность нельзя ни обелить, ни очернить. Со временем все становится на свои места. Более того, нельзя считать абсолютной истиной и высказывания самих полководцев. Оценки их безусловно субъективны. Кроме того, и сами они были совсем не ангелы, имели серьезные ошибки, просчеты и в практической деятельности, и в поведении.

Вот каким непростым, даже в первом приближении, оказывается переплетение объективных и субъективных факторов, приведших к трагедиям начального периода войны.

Думается, было бы не совсем верно оценивать этот период только как цепь неудач и поражений. Да, мы не умели воевать так, как научились позже, но воевали и наносили врагу более чем чувствительный урон.