Читаем Ватутин полностью

Ватутин внимательно посмотрел на старика. Кто же это? Знакомая походка и лицо знакомое. Да, никак, это Тимофей Ананьевич, сосед! Ватутин помахал ему рукой, но Тимофей не понял, чего это незнакомый генерал машет ему, продолжал шагать дальше, покуривая козью ножку.

А вот и ватутинский дом. Он все такой же, только постарел, стал как будто меньше, темнее. Ватутин пристально вглядывался в окно, не покажется ли там мать. За частым переплетом рамы мелькнули чей-то платок, лоб, глаза. Но чьи — он не разобрал.

— Сюда, во двор! — сказал Ватутин шоферу.

По-молодому быстро он выскочил из машины и пошел к крыльцу. Увидев остановившийся вездеход, все, кто был дома, выбежали навстречу. Мать и сестры удивленно глядели на военного, который, улыбаясь, шел к ним.

И вдруг руки матери на мгновение приподнялись и сразу же упали.

— Коля! — тихо воскликнула Вера Ефимовна, и слезы потекли у нее по щекам. — Сынок! Коленька!

Ватутин обнял ее, стал целовать.

— Здравствуй, мама! Встречай гостя! Сестренки!

Вера Ефимовна не отпускала его, припала к сыновней шинели и никак не могла остановить слезы. Сын гладил ее платок, волосы, выбившиеся из-под платка.

— Ну что ты, мама! — говорил он. — Чего же ты? Вот я и приехал! Ну, пойдем, пойдем!

С нежностью, счастливый тем, что все они живы, уцелели, Ватутин поцеловал сестер и переступил через порог, расстегивая на ходу шинель.

Его сразу охватило уютом обжитого крестьянского дома, вспомнилось детство.

Повесив шинель на тот же гвоздь, на который вешал когда-то свое детское пальтишко, он огляделся.

Вещи, казалось, приветливо здоровались с ним. «Здравствуй, Николай! — говорил старый, прихрамывающий на одну ногу стол. — На мне еще не зажили метки от твоего перочинного ножика…» — «Здорово, хозяин! — поблескивал своим лезвием топор, лежавший на лавке в углу. — Помнишь, как ты мною колол дрова? Я хотя н стар, а еще служу». Со стен смотрели на Николая выцветшие карточки давно умерших старого деда и отца. Почти все осталось таким же, каким было много лет назад, когда он покинул этот дом, но зато как круто переменилась его судьба!

Дед Ватутина был человек трудолюбивый, но суровый. Вся семья — сыновья с женами, дочки с мужьями и белоголовые внуки побаивались старика.

Рано начинался день в ватутинском доме, и поздно приходила сюда ночь. А жилось скудно, тесно. В доме не было лишнего куска хлеба, лишней копейки. Да и немудрено: землю арендовали у соседней помещицы Плесковихи, а своей земли было столько, что и курице негде разгуляться.

В этой семье, насчитывающей двадцать пять душ, в декабре 1901 года и родился Николай Ватутин.

Ему еще не исполнилось семи лет, а дед уже смотрел на него как на работника.

Но мальчика тянула к себе сельская школа, которая стояла посередине деревни, рядом с хлебными амбарами.

Сюда ходил учиться старший брат, и Николай каждый день поджидал его дома, чтобы под вечер примоститься у чисто выскобленного стола и, подперев кулаками щеки, смотреть, как тот выводит в тетрадке буквы и цифры.

Когда пришла Николкина очередь переступить порог школы, он уже знал грамоту — прочел букварь от корки до корки — и считать умел не хуже брата, принесшего допой бумагу с печатью об окончании сельской школы.

Первые годы ученья промелькнули для Николая быстро. Многие его товарищи едва еще успели за это время научиться читать по складам и кое-как считать да подписывать свою фамилию, а он уже был знаком с толстыми книгами, которые ему давали учителя. Писал он толково, правильно и чисто, и соседи нередко заходили к Ватутиным, чтобы мальчик сочинил для них просьбу, письмо или жалобу.

Школу в Чепухине Николай окончил успешно.

Дед был доволен, однако же дальнейшую судьбу мальчика захотел решить по-своему. Посмотрев выданную школой бумагу, сказал:

— Ну и ладно! Теперь, брат, за работу берись, а книжки побоку!

До сих пор Ватутин помнит, как тогда он забрался а старую телегу, что стояла в углу двора, и, уткнувшись в колючую, прелую солому, плакал тяжело, горько, неуемно.

Он и на ночь остался в телеге. Мать, вздыхая, прикрыла его старым тулупом.

Неизвестно, как дошла до школы весть о горе мальчика — соседские ли ребята разболтали, рассказал ли старший брат или сама Вера Ефимовна, но только к вечеру на ватутинский двор заглянул сельский учитель.

Он уселся против деда, чинившего под окном сбрую:

— Пришел я к вам не по делу, да и не без дела. Хочу про внука вашего рассказать.

Учитель долго говорил, горячо, торопливо, и старик в невольной гордостью слушал его, поглаживая бороду темными морщинистыми пальцами, В конце концов он сдался.

— Да не враг же я ему, — сказал он о внуке. — Коли уж такой головастый, пусть обучается. Хоть один ватутинский в ученые выйдет! — Раскрыв дверь в сени, старик громко крикнул: — Колюнька, вылазь! По-твоему решаем.

Осенью Николай уехал в Валуйки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное