Вавилон

– …я оставляю себе. Перстни, говорите вы, обладают волшебной силой и приносят счастье. Дружеский дар, хотя нельзя сказать, что он поистине царский, – по крайней мере для царя Вавилона, который почивает на золотых ложах, стоящих на золотом полу, меж золотых стен, под кровлей из золота, этот дар слишком скромен. Но чтобы не остаться в долгу и отблагодарить Кира за любезное внимание, я хочу тоже преподнести ему подарок. Повелеваю тебе, светлейший, мой главный казначей. – Тут уголок его рта зловеще дернулся, но Валтасар сдержался. – Выбери самую большую шкатулку из дерева усу, выстели ее дорогим сидонским пурпуром и наполни золотыми браслетами да насыпь сверху жемчуга. К этому прибавь десять отборных киликийских жеребцов белой масти, под седлами из пурпурной овчины, с подпругами в огненных карбункулах, с золочеными уздечками, с бронзовыми удилами – десяток белых, как морская пена, жеребцов! Чтоб было ему на чем удирать в Персию. Да, да… я все сказал.

Ошеломленные расточительством царя, вельможи покачивали головами. Но Валтасар не внял их увещеваниям. Когда персидские послы вышли из судейского зала, он молвил:

– Пусть Кир знает, с кем имеет дело.

И царь невесело, но громко рассмеялся.

– Кир полагает, будто триста шестьдесят перстней, всего лишь триста шестьдесят перстней, способны сделать человека счастливым. Мои подвалы забиты перстнями, но в сердце горечь и скорбь. Нет, золото и каменья приносят власть, только не счастье. Когда-нибудь Кир поймет это… – Опершись на локоть, Валтасар заслонил ладонью глаза. – Триста шестьдесят перстней… Триста шестьдесят перстней… Да у него разум младенца, хотя он и старше меня годами. Благословенные дни беззаботного детства, о, с какой отрадой я вспоминаю вас, с какой отрадой! Блажен тот, кто остается ребенком, взойдя на престол и покоряя чужие земли. Как я завидую тебе, Кир, ты и поныне не утратил младенческого простодушия. Триста шестьдесят перстней… по одному на день… – и человек счастлив…

– Ваше величество, – тихо окликнул его Набусардар, – надобно все обсудить, персы не заставят себя ждать.

– Отложим до завтра, я устал. Завтра утром сойдемся все в тронном зале.

– Ты отпускаешь нас?

– Ступайте… Подумай, Набусардар, какое лицемерие… Ну не детская ли причуда? Кир замыслил отобрать у меня Вавилон и тут же посылает мне на счастье эти перстни. Могу ли я быть счастлив без престола и Вавилона?

– Персам не видать нашего города, я поклялся тебе в этом, царь, да обретет твоя душа покой.

– Нет покоя моей душе, тысячи змей терзают ее своими жалами.

Один из советников, наклонившись к царю, сказал:

– Испробуй, сын богов, чудесное свойство перстня.

Валтасар презрительно рассмеялся; он смеялся, но в смехе его сквозила тревога.

– Впрочем, надень-ка мне тот, что предназначен на сегодня, – решился он вдруг и протянул руку.

– Агат, – объявил советник, – расстраивает козни врагов.

– Обман все это, сплошной обман. Кир – единственный мой недруг, он один замышляет против меня козни… А что за камень приходится на завтра?

– Вот. Сапфир.

– А он от чего?

– Сапфир исцеляет от проказы…

– Но я не осквернен ею!

– …врачует глубокие раны, утоляет жажду, просветляет душу.

Валтасар снял перстень с агатом и, швырнув его на пол, снова протянул руку.

– Тот, тот дай мне. Может, сапфир и нужен, может, он и вправду поможет мне.

– Но сапфир приурочен на завтра.

– О, заодно с Гильгамешем клянусь духом подземного царства Энкиду. Кир послал мне эти перстни, чтоб уязвить мое сердце. Агат предостерегает: берегись козней врага! Хорошо, что я вовремя это понял. Долой их, долой! Когда я смотрю на них, кругом все темно. Глаза слепит от их сияния. Они слепят меня, слепят…

Шатаясь, Валтасар встал с кресла и, подняв шкатулку над головой, со всей силы швырнул ее об пол.

– Вот, – злорадствовал он, надсадно дыша, – Кир поступил воистину по-царски, он предостерег меня против козней врага. – Валтасар бросил взгляд на Набусардара. – Надо быть наготове. А сейчас ступайте…

Закутавшись в пурпурный плащ, вобрав голову в плечи, Валтасар удалился в свои покои под сень Набопаласаровой цитадели.

Сановники в растерянности смотрели на рассыпавшиеся по полу драгоценности, и на согбенную фигуру царя был обращен лишь пристальный взгляд Набусардара.

На следующий день утром, едва солнце позолотило крыши, из Муджалибы прибыла царица, чтобы бдительно направлять волю и поступки Валтасара. В сопровождении небольшой свиты она незамеченной вошла через северные ворота в стене Имгур-Бел и оказалась на восточном дворе. Кроме стражи, о ее появлении никто не знал.

Первым долгом царица, окруженная княжнами и прислужницами, пожелала возжечь благовония в висячих садах, где находился жертвенный храм повелителя богов Мардука. Сады эти были разбиты в северо-восточной части дворца на террасах, поддерживаемых сводчатыми опорами. Там, среди изумрудного кустарника и цветущих деревьев, возвышалось украшенное внутри колоннадой пышное святилище.