Вавилон

Как ни старалась она скрыть волнение, оно в конце концов передалось Устиге, и он спросил:

– Что с тобой сегодня, Нанаи? Ты чем-то встревожена? Может быть, тебе не интересно то, о чем я рассказываю? Тогда скажи, и я замолчу.

– Нет-нет, – вздохнула она, – рассказывай дальше, князь.

Он продолжал свой рассказ, а она опять не сводила взгляда с тени у входа.

В конце концов тень добралась до означенной черты, и в тот же миг Нанаи услышала стук копыт. Она заволновалась и привстала на постели.

Устига помог ей подняться и нежно улыбнулся. Нанаи хотела улыбкой поблагодарить его, но улыбки не получилось.

Сказала только:

– Князь, прими мою благодарность за все, что ты для меня сделал. Сохрани добрую память обо мне, как я сохраню о тебе.

Эти слова, которыми она перебила его рассказ, очень удивили Устигу.

Нанаи продолжала:

– Что бы ни случилось, навсегда запомни, что моей самой сильной любовью была любовь к родине, родина для любого из Гамаданов дороже всего.

– Что ты хочешь этим сказать? – недоуменно спросил он. – Не собираешься ли ты вновь доказывать, что мне не удалось убедить тебя?

Она молчала, напряженно прислушиваясь к приближавшемуся стуку копыт.

Устига тем временем продолжал:

– Я уже говорил тебе, что готов запастись терпением. Если бы я хотел прибегнуть к мечу, я давно бы уже добился тебя, но победы оружия всегда скоротечны. Ты сказала, что, полюбив во мне человека, ты не перестанешь ненавидеть меня до тех пор, пока персы сеют смуту в Халдейском царстве. Я уверен, что ты будешь на моей стороне, когда убедишься, что персы думают не о завоевании твоей родины, а о восстановлении у вас справедливости. Разве ты уже забыла, что Халдейское царство полно несправедливости, страданий и бесправия?

Но все, что он говорил, проходило мимо нее: она прислушивалась к тому, что делалось во дворе, – там кто-то спрыгнул с коня, звякнув коваными наколенниками.

Ни Устига, ни Нанаи больше ничего не успели сказать – в дверях появился Набусардар, как и в прошлый раз, в парадной одежде простого военачальника.

Первой его увидела Нанаи, и в охватившем ее смятении в ней родился проблеск надежды, что гонец окажется более милосердным, чем сам Набусардар. Вместе с тем она была разочарована, что Набусардар не приехал и на этот раз, она опять не увидит его.

Набусардар, продолжая играть роль посланца верховного военачальника, поздоровался:

– Привет вам!

Нанаи не нашла в себе силы ответить ему.

Устига обернулся и, увидев перед собой халдейского военачальника, встал, почуяв недоброе.

Набусардар не знал, на кого смотреть.

Он увидел Нанаи, и на этот раз она вовсе не казалась ему холодной и бесстрастной. Напротив, лицо ее светилось любовью, и он снова почувствовал ее власть над собой. Но долг повелевал ему сохранять хладнокровие. Он резко перевел взгляд на Устигу.

Несомненно, это он, святоша из Мемфиса, поражавший остротой своего ума. В высшем военном училище ему прочили блестящую карьеру, хотя с первого взгляда всех обманывала его внешность святого. Знавшие его не могли понять – за счет ума или изворотливости ему удалось так быстро добиться признания высокопоставленных египтян. Сколько зависти возбуждал тогда в Набусардаре этот юноша, но теперь он без долгих слов уберет его с дороги.

Устига непроизвольно положил руку на рукоять меча и ждал. Он узнал в пришельце Набусардара и понял, что минуты его сочтены. На лбу у него вздулись жилы, выступившие над глубокими глазами, подобно утесам над бездонными озерами. Появление Набусардара встревожило его, но он настолько владел собой, что в голосе его, когда он заговорил, не было и тени волнения.

На чистом халдейском языке он ответил Набусардару:

– Привет и тебе, царский гонец.

Набусардара привели в ярость и спокойный тон Устиги, и его лицемерие, с которым он назвал его царским гонцом, хотя не мог не узнать Набусардара. Может, он и в самом деле не узнал его? Но на догадки времени не было, и Набусардар немедленно приступил к делу.

Он обратился к нему суровым тоном:

– Именем закона Халдейского царства, ты, князь Устига, отныне пленник Вавилона.

Устига сжал губы и собрал всю свою волю. Он отлично понимал смысл происходящего. Мысль его лихорадочно работала в поисках выхода.

Набусардар прервал его размышления:

– Я требую, чтобы ты отдал мне свой меч.

– Ты должен взять его сам, – ответил Устига и, обнажив меч, встал против Набусардара.

Обнажил меч и Набусардар и, с силой взмахнув им в воздухе, устремился на противника.

Устига сперва уклонился от удара, потом стал стремительно наступать.

С лязгом сошлись клинки, из-за тесноты маленького помещения они то и дело оказывались в угрожающей близости от тел.