Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

«…„Бета-2“ оказалась совершенно пустой. В коридорах никого. Везде до сих пор горят голубые лампы, двери распахнуты, кассеты в проигрывателях остановлены на середине, инвентарь лежит так, словно что-то оторвало людей от привычных дел. В отсеке „Мертвая голова“ картина, напоминающая фото и описания Освенцима во время так называемой Второй мировой войны. Отсек весь заполнен скелетами: можно подумать, что жителей охватила мания суицида или произошло какое-то невероятное массовое убийство. Бурбер заметил, что все скелеты принадлежат взрослым. В связи с этим был обследован Рынок. Его механизм оказался полностью поврежден, стеклянные емкости, в которых развивались эмбрионы, безжалостно перебиты. Две трагедии, очевидно, связаны, но время не позволяет нам провести более глубокое исследование. На других кораблях гипнолокаторы выявили у людей некое представление о катастрофе, постигшей „Бету-2“ несколько поколений назад, но оно слишком смутно, суть и масштабы случившегося неясны и окутаны всевозможными легендами…»

Тут он снова остановился, а потом быстро пробежал короткий остаток рапорта в поисках упоминаний «Мертвой головы». Перед глазами замелькало: «отсек „Мертвая голова“, «помещены в „Мертвую голову“». В документе упоминался даже «склон „Мертвой головы“», но понятного объяснения Джонини так и не нашел.

Он взял еще один кристалл: копию старого микрофильма, содержащего один из отчетов о строительстве кораблей.

«…снабжены отсеком „Мертвая голова“, предназначенным для переработки отходов. Отсек может также служить для исполнения смертных приговоров в тех исключительных случаях, когда иное решение в рамках столь ограниченного сообщества невозможно».

Джонини снова обратился к балладе с чувством, уже довольно сильно напоминающим интерес. На Рынке «Беты-2» действительно произошла трагедия. «Мертвую голову» можно было использовать для казней. Возможно, седьмой куплет нужно читать именно так, как записал его робот:

На рынок пришла – ужаснулись ей.
Через миг не стало на рынке детей.
Шла мимо судилища – замер судья.
К «Мертвой главе» подошла она.

По крайней мере, ему было с чего начать.

3

Откинувшись в пилотском кресле-гамаке, Джонини смотрел в черные экраны, неспособные отразить движение в гиперпространстве. У него вдруг мелькнула мысль, что он за считаные мгновения преодолевает пустоту, сквозь которую Звездные корабли веками ползли со скоростью нескольких тысяч километров в секунду. Джонини старался не замечать смутно нараставшее волнение и продолжал думать, что он – будущий галактический антрополог – должен прояснить ничтожный факт из жизни выродившейся культуры.

Как бы хотел он оказаться сейчас на планете Кретон III, в великом городе Нуктоне, увидеть серебряные залы его дворцов, черный сланец парков – наследие расы с трагической судьбой. Расы, создавшей невероятно прекрасную музыку и архитектуру – тем более невероятную, что нуктонцы не имели ни языка, ни иных способов непосредственного общения. Вот это уровень развития, вот это стоит изучать, думал Джонини.

Мир поплыл перед глазами: судно покинуло гиперпространство. Джонини очнулся от размышлений и подался вперед в своем гамаке.

В углу экрана расплывалось зеленоватое сияние Леффера. Совсем близко скоплением ущербных лун висели Звездные корабли. Он насчитал их шесть: как обрезки ногтей на пыльном бархате. Каждая из сфер, как он знал, имела около двадцати километров в диаметре. Остальные три были, видимо, затенены. И действительно, недолго проследив движение сфер, похожее на некий торжественный ритуальный танец, он вскоре увидел и ранее невидимые три. Корабли были согнаны в тесный, искусно уравновешенный хоровод на расстоянии шестидесяти пяти километров друг от друга. Эта система вращалась на орбите Леффера в трехстах двадцати миллионах километров от него и за десять лет совершала полный оборот.

Вот еще один полумесяц медленно выступил из тьмы, а другой так же медленно пропал из виду. Джонини переключил экран на бо́льшую длину волны, и чернота сделалась густо-синей, а полумесяцы округлились до зеленоватых нимбов вокруг темных сфер.