Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

– У меня у самого черный пояс по айкидо. Думаю, нас двоих вполне хватит.

Генерал удивленно приподнял бровь:

– Сам я каратист. Айкидо мне как-то никогда не давалось. У вас правда черный пояс?

Т’мварба поправил какую-то громоздкую штуковину и кивнул:

– И у Ридры тоже. Но я не знаю, что может выкинуть Мясник, так что на всякий случай пусть обоих привяжут покрепче.

– Хорошо, – ответил генерал и что-то нажал в углу косяка.

В дверном проеме начала медленно опускаться металлическая пластина.

– Мы здесь пробудем пять минут.

Пластина доползла донизу, и ее край слился с поверхностью пола.

– Теперь мы законопачены наглухо. Вокруг – двенадцать уровней защиты, ни один из которых преодолеть невозможно. Никто даже не знает, где это место находится, и я в том числе.

– После всех этих лабиринтов, через которые мы шли, еще бы, – ответил Т’мварба.

– На случай если вдруг кто-нибудь нарисует карту, эту камеру автоматически сдвигают каждые пятнадцать секунд. Он не выберется. – Генерал показал на Мясника.

– И сюда никто не заберется, правильно? – сказал Т’мварба и что-то нажал.

– Объясните еще раз.

– Врачи на Титине говорят, у Мясника амнезия. Значит, его сознание ограничено синапсами, которые образовались не ранее шестьдесят первого года. То есть оно как бы привязано к одной конкретной зоне коры. Эта штука… – взглянув на Ридру, он надел на Мясника металлический шлем, – будет создавать в этой зоне определенный дискомфорт, пока сознание не выйдет за ее пределы.

– А если между этой зоной и остальным мозгом вообще нет связи?

– Если дискомфорт будет достаточно сильным, Мясник эти связи создаст.

– Даже не представляю, – сказал генерал, – какой нужен дискомфорт, чтобы пронять такого деятеля.

– Вкл./выкл., алгол, фортран, – сказал Т’мварба, налаживая аппаратуру. – В обычном мозгу можно было бы создать иллюзию ямы со змеями. Но на мозг, не знакомый с понятием «я» или который долго без него обходился, запугивание не подействует.

– А что подействует?

– Алгол, вкл./выкл. и фортран. С помощью брадобрея и того обстоятельства, что сегодня среда.

– Доктор Т’мварба, я, конечно, только бегло посмотрел на ваши психоиндексы…

– Да не сошел я с ума. В этих компьютерных языках тоже нет слова «я». А значит, невозможны заявления в духе «я не могу решить эту задачу», или «мне не интересно», или «я бы лучше потратил время на что-нибудь другое». Генерал, в испанских Пиренеях есть деревушка, где живет только один брадобрей. Этот брадобрей бреет всех мужчин деревушки, которые не бреются сами. Вопрос: бреется ли брадобрей?

Генерал нахмурился.

– Вы мне не верите? Но я всегда говорю правду. За исключением сред. По средам все, что я говорю, – ложь.

– Но сегодня среда! – воскликнул генерал в легкой растерянности.

– Удачно. Но ничего страшного, генерал. Только смотрите: прежде чем нервничать, дышите глубже.

– Я не собирался нервничать!

– А я и не говорил, что собираетесь. Но ответьте прямо: вы перестали бить жену?

– Черт возьми! Да как можно ответить на такой вопрос…

– В общем, пока думаете о жене и решаете, дышать ли глубже, скажите мне, учитывая что сегодня среда, кто бреет брадобрея?

Смущение на лице генерала сменилось улыбкой и смехом.

– Ясно! Стало быть, собираетесь загрузить его мозг парадоксами?

– Проделаешь это с компьютером – и он сгорит, если только не запрограммирован в таких случаях отключаться.

– А вдруг Мясник решит покинуть тело?

– Думаете, бестелесность меня остановит? – Т’мварба показал на другой прибор. – Как раз для таких случаев.

– Последний вопрос. Откуда вы знаете, какие парадоксы в него загружать? Те, которые вы мне рассказали, наверняка не…

– Конечно нет. Тем более что они работают только в английском и некоторых других языках, где аналитическая сторона хромает. Парадоксы возникают из особенностей языков, на которых они сформулированы. В случае с брадобреем и средой все дело в словах «все» и «всё». Союз «прежде чем» создает двусмысленность. В примере про жену некорректная формулировка вопроса. На катушке, которую мне отправила Ридра, записаны грамматика и лексика Вавилона-семнадцать. Потрясающе. Это самый аналитически точный язык, какой только можно себе представить. Но достигается это за счет того, что смысл гибок, а за каждым словом стоит огромное число понятий, упакованных в единообразные парадигмы. И поэтому парадоксов на Вавилоне возможно великое множество. Ридра отобрала те, что поизящнее, и забила ими всю вторую половину пленки. Если в них угодит мозг, привязанный к Вавилону, он либо выгорит, либо даст сбой…

– …либо сбежит в другую часть сознания. Ясно. Давайте начинать.

– Я уже начал. Две минуты назад.

Генерал посмотрел на Мясника:

– Что-то незаметно.

– Пока да. – Т’мварба что-то подкрутил. – Мои парадоксы должны сперва расползтись по всей сознательной части мозга. Пока все синапсы включатся-выключатся, пройдет время.

Вдруг суровое лицо оскалилось.

– Ну вот, – сказал доктор.

– А что с мисс Вон?

На лице у Ридры изобразилась та же гримаса.

– Я надеялся, что обойдется без этого, – вздохнул Т’мварба, – но опасался. Они в телепатической связи.