Вавилон. Сокрытая история

Виктуар закричала. Робин упал на колени, схватил Гриффина за сюртук и лихорадочно хлопал брата по груди, пока не нашел влажное, расширяющееся пятно крови у левого плеча. Рана в плечо ведь не смертельна? Робин пытался вспомнить то немногое, что почерпнул из приключенческих романов, – человек может умереть от потери крови, но если помочь ему вовремя и перебинтовать рану, или зашить, или что там делают врачи, чтобы достать пулю из плеча…

– Карман, – выдохнул Гриффин. – В нагрудном кармане…

Робин сунул руку в его карман и вытащил серебряную пластину.

– Испытай ее… Я ее придумал, но не знаю, насколько…

Робин прочитал надпись, а потом прижал пластину к плечу брата.

– Сю, – прошептал он. – Вылечить.

修. Исправить. Не просто вылечить, а починить, устранить повреждения, физически заделать рану. Искажение было небольшим, но могло сработать. И что-то действительно произошло – Робин ощутил, как под его ладонью стягивается порванная кожа, услышал потрескивание срастающейся кости. Однако кровотечение не остановилось, он чувствовал его, кровь заливала серебро. Что-то пошло не так – плоть не могла срастись, потому что мешала пуля, засевшая слишком глубоко.

– Нет, – взмолился Робин. – Пожалуйста, нет…

Только не снова, уже в третий раз. Сколько раз он обречен склоняться над умирающим, беспомощно глядя, как жизнь покидает тело?

Гриффин заворочался под ним, его лицо исказилось от боли.

– Хватит, – попросил он. – Хватит, брось…

– Кто-то идет, – сказала Виктуар.

Робин застыл как парализованный.

– Гриффин…

– Идите.

Лицо Гриффина стало белым как бумага, даже зеленоватым. Χλωρός, глупо подумал Робин, почему-то мозг был способен только на эту мысль. Робин вспомнил, как профессор Крафт спрашивала, почему они по-прежнему переводят χλωρός как «зеленый», хотя Гомер использовал это слово при описании свежих веток, меда и бледного от испуга лица. Может, это оттого, что поэт был слеп? Нет. А может, предположила профессор Крафт, это просто цвет природы, свежей зелени? Но это явно не так, потому что болезненно-зеленый цвет кожи Гриффина больше напоминал о смерти.

– Я пытаюсь…

– Нет, Робин, послушай. – Гриффин содрогнулся от боли. Робин крепко держал его, но больше ничего не мог сделать. – Есть еще кое-что важное. «Гермес»… есть безопасное укрытие, Виктуар его знает, знает, что делать… И в моей сумке… усин… там…

– Они приближаются, – поторопила их Виктуар. – Робин, констебли… Они нас увидят.

Гриффин оттолкнул его.

– Бегите!

– Нет. – Робин обхватил Гриффина и приподнял его. Но Гриффин был таким тяжелым, а руки Робина так ослабли. Его пальцы покрылись кровью. От солоноватого запаха перед глазами все поплыло. Робин попытался поднять брата, но они завалились набок.

Гриффин простонал:

– Хватит…

– Робин. – Виктуар схватила его за руку. – Прошу тебя, нужно спрятаться.

Робин пошарил в сумке Гриффина, пока не нащупал обжигающе холодную серебряную пластину.

– Усин, – прошептал он. – Невидимый.

Робин и Виктуар исчезли в тот самый миг, когда на площади показались бегущие констебли.

– Господи, – сказал один из них. – Это же Стерлинг Джонс.

– Он мертв?

– Он не шевелится.

– А этот еще жив. – Кто-то склонился над телом Гриффина. Послышался шорох ткани – это вытаскивали оружие, а потом резкий, удивленный смешок.

– Нет, он же… – пробормотал кто-то без особого убеждения.

Щелкнул курок.

«Нет!», – чуть не выкрикнул Робин, но Виктуар зажала ему рот рукой.

Грохнул выстрел, как будто выпалили из пушки. Гриффин дернулся и застыл. Робин согнулся пополам и закричал, но беззвучно, его боль была бесформенной, а он сам бесплотен, безголос, и хотя от сокрушительного горя хотелось кричать, разорвать весь мир на клочки, а если не мир, то себя самого, он не мог пошевелиться; пока площадь не опустела, он был в состоянии лишь ждать и смотреть.

Когда наконец последние констебли ушли, тело Гриффина уже стало призрачно-белым. Его остекленевшие глаза были открыты. Робин прижал пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс, хотя и знал, что пульса нет. Как может быть иначе после выстрела в упор?

Виктуар наклонилась над ним.

– Он…

– Да.

– Тогда нам нужно идти, – сказала она, сомкнув пальцы на запястье Робина. – Мне не знаем, когда они вернутся, Робин.

Он встал. Какая ужасная сцена, подумал он. Гриффин и Стерлинг лежали рядом на земле в луже крови, размытой дождем. На этой площади завершилась своего рода история любви – жестокий треугольник желаний, обид, ревности и ненависти, возникший со смертью Эви и прекративший существование со смертью Гриффина. Подробности оставались туманными, Робин так и не выяснит все до конца[103], но точно он понял лишь одно: Гриффин и Стерлинг уже не в первый раз пытались убить друг друга, но впервые у них получилось. А теперь главные герои этой истории были мертвы, круг замкнулся.

– Пошли, – снова поторопила его Виктуар. – Идем, Робин, у нас мало времени.

Так неправильно было бросать их здесь. Робин хотел хотя бы оттащить тело брата, положить в какое-нибудь тихое и уединенное место, закрыть ему глаза и сложить руки на груди. Но надо было бежать, покинуть кровавую площадь.

Глава 25