Вавилонские ночи

— Ну простите, не могу же я всегда оставаться на высоте.

— А никто и не просил тебя вмешиваться, приятель, — сказал Уолтер.

— Мне бы следовало бросить вас тут.

— Следовало ему! — фыркнул Уолтер. А потом обратился к Фрэнку: — Маэстро, принесите этому парню целительный напиток.

Фрэнк покосился на Шпандау, тот кивнул. Бармен вернулся к стойке за выпивкой.

— Она вас бросила, так ведь? — спросил Шпандау у шефа.

— В точку.

— Я же пытался вас предупредить. Она была ненасытная, как уличная кошка.

— Но-но, ты говоришь о моей бывшей невесте. Хотя она и впрямь слишком плотно дружила с мужчинами. И часто.

— Без нее вам станет легче.

— Вот и управляющий казино тоже так говорил, после того как я попытался придушить их крупье. Они вышвырнули меня из заведения, но вели себя очень по-джентльменски. Номер в гостинице остался за Франсин.

Фрэнк принес выпивку.

— Нужно придумать тост, — сказал Уолтер. — Выпей с нами, Панчо.

— Вы же знаете, я алкоголь не употребляю. Обойдусь яблочным соком. За что пьем?

— За женщин.

— Это еще за каким хреном? — удивился Фрэнк. — С вашим-то послужным списком?

— Будьте же ко мне снисходительны, друзья. Я уже завязываю. Даю торжественный обет. Хватит с меня.

— Чего хватит: женщин или бухла? — уточнил Фрэнк.

— Женщин, конечно, — ответил Уолтер. — Алкоголизм — это то, что получается у меня куда удачнее.

Фрэнк налил себе яблочного сока, и мужчины подняли бокалы.

— За женщин, — провозгласил Уолтер. — Черт бы их побрал.

Они выпили. Уолтер попросил:

— Маэстро, пожалуйста, повторите еще разок.

— Вы уже достаточно выпили, — возразил Фрэнк.

— Слушай, Фрэнк, ты же отлично знаешь, что я сегодня вечером все равно нажрусь в хлам. И если мне вдруг понадобится встать и перебраться в какое-нибудь другое заведение, я ведь могу кого-нибудь и убить. Так что куда безопаснее дать мне надраться здесь, среди друзей. А Дэвид потом доставит меня домой. Разумно же?

— Что-то у меня от вашей логики голова разболелась. — Фрэнк перевел взгляд на Шпандау: — Вы за него ручаетесь?

— Возможно, это единственный способ уговорить его в итоге поехать домой.

— Да что за на хрен! — не сдержался Фрэнк. — Дайте мне ключи от тачек. Вы оба.

— А я-то почему? — удивился Шпандау.

— Да потому что я знаю, к чему все идет. Видел уже.

Фрэнк протянул руку, и оба посетителя уронили ключи от своих автомобилей в его ладонь.

Разумеется, Фрэнк был прав. Прошло совсем немного времени, а оба уже порядочно набрались. Они пили с одинаковой скоростью, но Уолтер, судя по всему, находился на неком стабильном плато и больше не пьянел, а скоро и Шпандау достиг такого же состояния. Пьянки Уолтера всегда проходили именно так. Он доходил до определенного уровня опьянения — близкого к той черте, за которой наступает отключка, — но, хотя продолжал пить и дальше, редко пересекал эту черту. Уолтер раз за разом повторял: нет смысла бухать, если большую и лучшую часть пьянки ты проводишь во сне.

Шпандау достиг состояния «слегка под хмельком» и быстро его миновал. Теперь почва начала уходить у него из-под ног, и он примерно мог представить, какие ощущения ждут его завтра утром.

— Ну что, закругляемся? — наконец спросил Шпандау у шефа.

— Я еще дышу? — осведомился Уолтер.

— Надеюсь, что да, — ответил Шпандау.

— Тогда продолжаем.

— Значит, мне надо отлить, — заключил Шпандау. Он с трудом поднялся и направился было к мужскому туалету, но остановился на полпути и обернулся к Уолтеру: — Вам ее не хватает?

— Кого из них? — спросил Уолтер.

— Франсин. Красотки, из-за которой вы в жопе.

— А, да. Конечно. Блин, да я по ним по всем скучаю. Вот в чем проблема.

Шпандау с серьезным видом кивнул, как будто эти слова подводили итог какой-то серьезной философской дилеммы, над которой они бились всю ночь. Он нетвердым шагом прошествовал в туалет и помочился, разглядывая картинку с влагалищем, накорябанную прямо над писсуаром. Энтузиазма у художника явно было больше, чем познаний в женской анатомии. Рядом автор рисунка подписал: «Ребекка — сучка». Шпандау поймал себя на том, что на душе у него погано. Он застегнул ширинку, вымыл и высушил руки, сражаясь с нахлынувшей грустью, которая грозила затопить его с головой и погрузить в ощущение полного одиночества, от которого нет спасения. Он нащупал мобильник и, заранее зная, что будет дальше, набрал ее номер.

— Алло, — ответила Ди. — Дэвид?

Он хотел поговорить с ней, но сказать было нечего. Или, точнее, сказать нужно было слишком многое, и все эти фразы скреблись внутри него, как скребутся кошки, пытаясь открыть дверь и выбраться наружу. Он понимал, что поступок его безнадежен и бесполезен, а то и вреден, но ему просто необходимо было почувствовать связь с ней, протянуть хоть самую тоненькую ниточку — и именно сейчас, прежде чем он почувствует себя окончательно сломленным. Он все стоял, онемевший, неспособный говорить, а телефонная связь казалась ему ветхим спасательным тросом, который может оборваться в любую секунду. Если бы можно было просто дотерпеть, продержаться до тех пор, пока что-нибудь не произойдет, какое-нибудь чудо, и тогда она возвратится к нему…

— Дэвид? — повторила Ди.