Важенка. Портрет самозванки

— Не-не, Анна Арнольдовна, — раздраженно сказала Важенка, скидывая туфли. — В следующий раз, ладно? Рита вон скоро с Олегом приедут, Муся с детьми. Все проверят, не волнуйтесь.

В винно-водочном на проспекте Чернышевского сразу было понятно, что надо брать коньяк. Только он сейчас поможет отключиться. Смятая купюра, звякнула мелочь о блюдце. Продавщица дунула на запыленное горлышко. Важенка с болью взглянула на фугасы с бормотухой. Они были про счастье, про те чудесные часы, что провела она с родителями Льва Абалкина.

Вечером Анна Арнольдовна с письмом пару раз скреблась в дверь. Важенка, положив ноги на стол, курила перед стаканом и почти слышала, как в голове у нее что-то трещит, делятся какие-то сумасшедшие клетки. Холодильник у Ритки был отключен, внутри только пачка маргарина и банка засахаренного темного варенья. В кухонной тумбе отыскался сухой вишневый кисель в брикете. Им и закусывала. Еще яблоками из двухэтажной вазы в середине круглого стола.

Когда коньяка в бутылке оставалось на палец, она поняла, что можно попробовать уснуть. Свернулась калачиком на диване и почти сразу отключилась. Но уже через два часа открыла глаза и застонала.

Стараясь не скрипеть половицами, она слонялась по темной коммуналке — только над туалетом горела лампа зачем-то синего цвета. Прислоняла лоб к стенам, укладывала голову на столы, мычала. Маялась.

От дверей Анны Арнольдовны доносился храп, чья-то кошка грациозно процокала по паркету. В туалете кафельные плитки расколоты, выщерблены во многих местах, журчит вода в бачке, в железной банке в коричневой жиже окурок “Беломорканала”.

Важенка надела Риткину трикотажную кофту, тяжелую, прокуренную, раскрыла окно, легла на глубокий подоконник. Шелестели шины редких автомобилей, парочки возвращались с развода мостов. Должно быть, Литейный уже перевернул в ночи свои фонари и рельсы. Внизу под ней проплывали голоса, смех, обрывки разговоров.

— Этот фарш три дня стоял просто так, в цеху, не в холодильнике. В лотке на столе, мухи по нему, а она такая подходит, понюхала, главно: “Отличный фаршик. Так, всё, не стоим, если зачет по практике хотите, лепим пирожочки…”

— Моя бабушка говорит “Рожжество”, представляешь? Так и говорит: “С Рожжеством!” А, и еще “Паска”…

— …а вот как в театре о ребенке сказать. Ведь я в группе первых скрипок…

— …сапоги резиновые купить. У нас только первый и пятый в колхоз ездят…

Все стихло. Важенка на подоконнике закрыла глаза.

Ждала, пока рассветет, откроется метро и можно будет поехать на Финляндский, она не знала зачем. Сидела на корточках в углу комнаты, потом опустилась на паркет. В полусне, в полубреду.

В половине шестого на полочке торшера взревел будильник. Важенка от неожиданности вскрикнула, шибанула по кнопке. Обхватив колени, боком повалилась на пол.

* * *

На вокзале она почти вплотную подходила к людям в униформе, пытаясь расслышать, о чем они говорят. Замедлилась, увидев, как в вокзальном туалете уборщица вышла из подсобки и идет к своей напарнице. Та елозила грязной шваброй по блекло-желтому кафелю. На женщинах были новенькие сатиновые халаты изумрудного цвета.

— Петровна, — зычно орала она. — Давай заканчивай эту хренотень, я уже картошечку поджарила.

От аммиачной вони резало глаза.

Важенка дождалась, когда откроется пышечная на Боткинской. Ела жадно и неопрятно, запихивала в рот почти целые пышки. Глотала, давилась, обсыпалась сахарной пудрой. Увидела, как с благосклонным интересом посматривает на нее парочка бомжей за соседним столиком с одним стаканом кофе на двоих.

Ходила смотреть на выборгские электрички.

В половине десятого набрала Ленечкин рабочий. Важенка могла бы позвонить и Никитину, но его пристальное внимание к ней с самого дня знакомства делало его опасным. Он как будто знал ее лучше остальных, с болезненным наслаждением изучал особенно ее темные стороны. Она сначала натыкалась на его насмешливый взгляд через всю комнату, на ухмылку в пол-лица, а затем осознавала, что в этот самый миг действительно врет или лицедействует.

— Ленечка, это Важенка! Ира Важина! — она старалась говорить оживленно, но выходило не очень. — Как хорошо, что я тебе дозвонилась.

Кажется, он сказал “привет”.

— Не разбудила? — со смешком спросила Важенка. — Ленечка, Митя говорил, что у тебя есть палатка. Мне очень-очень нужно на неделю. Ты не мог бы мне дать? Умоляю…

С напряжением вслушивалась в его молчание. Догадалась, что он разматывает длинный провод аппарата, чтобы уйти с ним в какое-нибудь укромное место.

— Але, Важенка, але-але, ты что, ничего не знаешь? Лиля погибла вчера вечером. Ее нашли прямо на путях. К няне в Лейпясуо ехала. Несчастный случай. Я просто первый в ее записной…

* * *

Важенка сунула в сумку пустую бутылку из-под коньяка, огляделась по сторонам — вроде чисто. К порогу снова явилась Анна Арнольдовна с письмом, подрагивающим в скрюченных пальцах. Важенка с улыбкой кивнула ей и, бросив на пороге сумку, прошла со старушкой на кухню проверять письмо.

На лестнице она столкнулась со вчерашней соседкой и сердечно с ней расшаркалась. В такси снова полились слезы.