Важнее, чем политика

Голос из зала. Владимир Дребенцов. В продолжение вопроса об английском языке. Я согласен, что язык богатый и, как вы говорите, более логичный. В любом стандартном языковом курсе есть графическая иллюстрация структуры английского абзаца и русского абзаца. Английский – это такая череда стрелочек, следующих друг за другом. А русский – это череда стрелочек, которые все время бегают в разные стороны, сплошь деепричастный оборот. Но это определяется не бедностью языка, а попыткой объяснить весь мир сразу. И в этом отличие российской культуры от прагматичной протестантской англоязычной. В своем рассказе о современном русском языке, языке массовой культуры, политическом языке и в ответе на ряд вопросов вы, по-моему, проводили идею о том, что русский язык приближается вот к этому стандартному, более логичному, более прагматичному строению речи и, соответственно, мысли. Видите ли вы возможность, чтобы речь оказала обратное влияние на культуру, и российская культура стала более прагматичной, логичной? Или все же язык является подчиненным явлением, и российская культура от упрощения языка не изменится?

Петр Вайль. Давайте сразу делить все на два, потому что российская массовая культура такой уже стала. Что касается культуры… даже не знаю, какое слово применить… элитарной, высокой, какой угодно, то она все равно в рамках 5–7 % будет существовать по своим законам. Электронная культура языка, которая вынуждена считаться с тем, что в минуте 60 секунд, и других вариантов не бывает, она будет, конечно, все более и более лапидарной. А что касается людей, которых мы более или менее уважаем, почитаем, берем под козырек, они все равно не пойдут по этому пути.