(скептически). Набоков здесь не самый лучший все-таки образец, потому что его язык, на мой-то вкус, вымученный. Он не настоящий, не естественный. Естественный язык я бы все-таки искал у Чехова и Бунина. А если уж современный язык, то читал бы Венечку Ерофеева. А у Набокова язык лабораторный. Но это мое личное мнение, выбор может быть другим. А так – конечно да. Нужно читать с детьми, с компанией, с друзьями, болтать, стараясь изъясняться так, чтобы тебя мог понять Чехов.
Голос из зала. Софья Петриченко
. Прозвучала мысль о том, что в условиях свободы человек свободен в говорении. Не считаете ли вы, что в условиях абсолютной свободы наступает некое разрыхление смыслов и разрыхление социальной ткани общества, когда люди оперируют словами, но не смыслами? Вот на сегодняшний момент, не считаете ли вы, что мы существуем в разрыхленном языковом пространстве?
Петр Вайль.
То, что одни люди говорят умно, а другие глупо, это нормально. А то, что свободы не может быть слишком много, в этом я глубоко убежден. Это единственное, что нужно человеку, кроме того, чтобы он был жив и сыт. А сколько этой свободы? Сколько угодно. Много не бывает. Бывает – мало.
Голос из зала. Николай Маркоцкий
. Петр Львович, вот вы сейчас упомянули Венечку Ерофеева, большое вам за это спасибо. У него есть как раз такая цитата, что во все времена главное для человека – не дешевить. У меня как раз такой вопрос. Почему, по вашему мнению, наше общество легко, с готовностью продешевило и сдало свободу?
Петр Вайль
. Мы уже говорили об этой самой матрице, в которую легче улечься. Так спокойнее, так привычнее, так нормальнее. Любому человеку удобнее идти по проложенной уже колее, чем прокладывать ее самому. Хотя прокладывать там особенно нечего, потому что пресловутый «особый путь» – чушь собачья; уже проложены колоссальные магистрали мировой цивилизации. А Россия, что бы она там о себе ни воображала – это все-таки страна западной культуры. И единственный ее путь – вместе с западноевропейской и американской цивилизацией. Другого нет и быть не может. И считать, что можно протоптать себе по обочине что-то свое, когда уже все проложено, накатано и заасфальтировано, просто нелепо. Но каждый раз, когда я думаю о том, что «все не так, как надо», тут же себя одергиваю. Делов-то, ребята: 15 лет. Ничтожный срок. Даже в жизни человека 15 лет – немного. А уж в истории народа, цивилизации, общества вообще чепуха. Все еще не так повернется. Никакого трагизма нет здесь.
Голос из зала. Вновь Андрей Илларионов
. Петр Львович, мне показалось, что вы противоречите себе же, когда говорите о существовании и неизменности русской культурной матрицы и тут же отказываете в возможности продвигаться так называемым своим путем. Если есть своя собственная культурная матрица – тогда, естественно, свой путь. Если путь общий, как у всего человечества, тогда культурной матрицы не существует.