Вот теперь слуги впали в ступор окончательно. У одного из них задрожали губы и потекли слезы.
– Так и будем стоять? – ворчливо заметил Булгуня. – Между прочим, я друга на ужин пригласил! А вы что тут устроили? – И приятель грозно (как ему казалось) сдвинул брови.
– Ой, Буленька! – всплеснул полными руками и запричитал самый толстый слуга. – Что же ты нас…
– А ну цыц, – притопнул Булгуня, красный, как рак. Повернувшись ко мне, он скомандовал: – Идем на задний двор.
Мы прошли мимо мечущихся у крыльца слуг и свернули во дворик. Вот это да! Сам дворик по планировке ничем не отличался от моего. Тот же небольшой фонтан в середине, та же массивная ограда. Вот только мой задний двор являлся по сути военно-спортивной тренировочной площадкой. А у Булгуни это был милый уютный ресторанный дворик!
Во-первых, слуги широкими полотнищами парусины задрапировали нужник в дальнем углу. Во-вторых, площадку со столиком под виноградной лозой они расширили, выкинув всю деревянную мебель и поставив огромный массивный мраморный стол. Вторая столешница полукругом обрамляла чашу фонтана, рядом с которой на земле лежали огромные пуфики. Изготовленные из мягкой кожи, они были набиты то ли пухом, то ли шерстью. Поверх пуфиков наброшены мягко выделанные козьи шкуры с длинной шерстью. Над фонтаном возвышался временный навес, на крышу которого успели пустить хлысты винограда. Пока навес не оплело лозой, расторопные слуги накинули на него легкий полог. Я восхищенно огляделся и покачал головой.
– Вот тут мы и кушаем. – Булгуня потупился, польщенный.
Я приблизился к столу и осторожно присел на пуфик. И сразу утонул в нем, оказавшись словно в теплых объятиях.
– Вот, вот подушечку… – захлопотал неведомо откуда появившийся слуга.
Я взял подушку и подложил под зад. Так лучше – голова показалась над столом. Рядом плюхнулся Булгуня.
– Нравится? – осторожно спросил приятель.
Перед глазами журчал фонтан, даруя прохладу и умиротворение. Ласковые лучи заходящего солнца слегка трепали по макушке. Толстые слуги с удивительным проворством метали на стол с больших деревянных подносов блюда, тарелки и тарелочки, исходящие умопомрачительными ароматами. Свободное пространство стремительно уменьшалось. Кайхур у меня на коленях замолотил хвостиком. Пожалуй, если бы у меня был хвост, он бы тоже сейчас вращался, как пропеллер.
– Конечно, нравится!.. – прошептал я, громко сглатывая слюну.
– Тогда – налетай! – велел друг, пододвигая тарелку.
Это был пир! Это был настоящий пир: места для блюд за столом не хватало, я едва успевал отщипывать то одно, то другое, откладывая себе в тарелку. Больше половины названий блюд я просто не знал и даже не догадывался, из чего это приготовлено. Все было вкусным и нежным и таяло во рту. Кайхур от вседозволенности сходил с ума и вознамерился залезть всеми лапами на стол, но я хлопнул его по ушам. Слуги Булгуни, сидящие за большим столом неподалеку, с негодованием посмотрели на меня. Хитрюга Кайхур с обиженным видом спрыгнул на землю и отправился в угол. Я увидел, как один из слуг с огромным блюдом, полным всяких вкусностей, метнулся к щенку.
Когда внесли большущую запеченную рыбу, обложенную рубленой зеленью и ядрышками граната, я даже обрадовался. Наконец-то увидел хоть что-то знакомое и могу понять, что буду кушать!
– Ого! Какая здоровущая! – воскликнул я.
Слуги переглянулись и расхохотались. Булгуня тоже не выдержал и заулыбался. Увидев мое недоумение, он торопливо пояснил:
– Ты только не обижайся. Просто у нас, в Конутопе, такую мелочь разве что бедняк стал бы есть. Наших карпов – вот таких, – и Булгуня размахнул руками в стороны, – мы кормим зерном. А потом продаем в Империю.
– А осетры? – ревниво заметил один из слуг, пододвигая блюдо к Булгуне поближе.
– Осетры у нас – как бревна! Таких не сразу и изловишь, столько сетей порвет! – гордо махнул ножом с наколотым грибом Булгуня. – Эх, Оли, надо тебе летом ко мне в гости приехать!
– С Кайхуром вместе, – закивали слуги, сложив руки на животах.
– Сказал же: подумаю! – Я отвалился от стола. – А я вот у себя в имении собираюсь пруды выкопать. Надо бы туда карпов запустить…
– Так я отцу напишу – он тебе мигом мастеров-рыбоводов пришлет, – с набитым ртом ответил приятель. – С мальками вместе.
Вот обжора, все молотит и молотит! Я так объелся, что аж дышать тяжело. А Булгуня уплетает за обе щеки и про свой край болотный разговор ведет.
«Ладно хоть Хранители успели перед моим отъездом запрет на рыбоедение отменить. А то хорош бы я был гусь! Впрочем, – я покосился на запеченную с черносливом птицу, – гусь и вправду был что надо».
До дому мы с Кайхуром еле-еле доплелись. Перед расставанием условились, что толстяк придет утром на тренировку – заодно и разогреем его перед поединком с Прилипалой. Щенок налопался так, что брюхо у него раздулось и касалось высокой травы. Как бы заворот кишок не приключился у пса!
Пелеп сидел один, в темноте, не зажигая света. Он покосился и спросил:
– Что, вкусно у друга кормят?