Затем вновь втянулись в лабиринты узких улочек. В одном из переулков за ними потянулась ватага босоногих мальчишек, что-то озорно орущих вслед. Но Остах быстро их утихомирил: подошел, негромко что-то сказал, и разочарованные босонята моментом исчезли. А потом как-то незаметно лачуги раздались в стороны и они увидели большой холм с каменистыми насыпями. На самой верхушке холма высились руины и валялись обломки. В оплывшем каменном крошеве виднелись некогда могучие крепостные стены, башни, ворота.
– Что это, учитель? – спросил Йолташ.
– Старая крепость, – бросил Остах, направляясь вдоль подножия холма вправо. – Про нее всякое рассказывают, но никто толком не знает, кто ее разрушил и когда. Про руины болтают страшноватые небылицы. Не верьте. Мы с Эндиром все опползали в свое время – ничего там нет. Некоторые из слухов даже нарочно распускали, чтобы отвадить отсюда любопытных.
– А что же народ не селится? – не унимался любопытный Йолташ. – Страшилок боится? В городе-то тесно.
– Боятся, – пожал плечами Остах. – Да и сухо здесь: воды отродясь не было. А руины то и дело осыпаются, рушатся – вот и боятся лезть.
За разговорами прошли немного дальше, вдоль подножия холма. А потом наставник остановился и закрутил головой.
– Эк как тут заросло все, – сказал он и подозвал Барата. – Тропку видишь? – Барат пригляделся и посреди низкорослого колючего кустарника увидел мелькающую тропинку. – Вот и руби, я следом.
Кое-как продравшись, они добрались до дома.
– Хороший домишко! – Барат посмотрел на крепкие невысокие стены, массивную каменную ограду, черепичную кровлю. – И крыша цела.
Барат хотел заскочить в покинутое жилище, но Остах погнал дальше. Дом совсем не заинтересовал учителя. Он прошел мимо выбитой и превратившейся в труху входной двери и свернул за угол. Братья заторопились следом. Остах стоял посреди пустынного дворика и смотрел на кучу булдыганов. Груда оказалась немаленькой, возвышаясь выше учителя. Остах пнул камень и зло сплюнул на землю.
– Отсюда, из колодца, мы вчера должны были выйти из-под земли. – Наставник поднял один из булыжников и швырнул с размаха в ограду. – Идем. Чего глаза пучить попусту… Нас ждут дела поважнее.
Важные дела пахли рыбой. Да не просто пахли – воняли так, что дух вышибало! Барат с братом прятался за кучей отбросов и щурил слезящиеся глаза. Он замотал лицо тряпицей, дышал ртом, но слезы все равно текли. Йолташ выглядел не лучше. «Не зря все-таки Мать Предков так долго берегла своих детей от этой заразы», – подумал Барат, брезгливо откинув рыбью голову, валяющуюся неподалеку.
– А ну тихо там, – прошипел наставник сбоку.
Он с Зайцем расположился чуть поодаль, усевшись на корточках. Рыбная вонь им не докучала. Барат вдруг вспомнил о том, как учителя за спиной с издевкой звали рыбоедом. Пару раз он крепко подрался из-за этого. А следом пришло воспоминание о Суде Хранителей на заповедном лугу и о том, что Остах теперь изгнанник и не может вернуться в горы. Барат отогнал дурные, неправильные перед боем мысли и всмотрелся в дощатую дверь кособокой лачуги.
Учитель сказал, что ребята Зайца хорошо знают свое дело и должны все сделать чисто. Но на всякий случай надо присмотреть за задней дверью – мало ли… Поэтому они здесь. Барат согласился с наставником – городским выпендрежникам он не доверял. А ни одного гворча выпустить нельзя – хватит уже вздрагивать и коситься на каждую тень. Барат вспомнил, как он едва не свернул шею Пелепу, когда тот свалился на Оли с дерева, и повел плечами.
В доме вдруг послышались стук, приглушенный вой и топот. Легкая дверь распахнулась, с грохотом ударившись в стену лачуги, и повисла на одной петле. Из дверного проема повалили одна за другой сумрачные фигуры. И это явно не люди Зайца. Радуясь, что можно перестать таиться и валяться на мусорной куче, Барат прыгнул навстречу. В эту ночь все гворча должны встретить только смерть!
Вздрогнув, Барат увидел, что на него прет простоволосая толстуха с шальными глазами. В руках она держала корявое ржавое копьецо. Барат не мог оторваться от седых прядей, развевающихся на ветру. Мимо проскользнул Йолташ. Он легко ушел от взмаха копья и ударил бабу в шею сбоку. Толстуха продолжила свой бег и рухнула Барату в ноги, обдав сапоги жидкой грязью и кровью из рассеченного горла.
– Барат, рыбьи твои потроха, – прошипели сбоку. – Не стой столбом.
Горец огляделся кругом и увидел, как Йолташ легко крутится среди массивных теней, раздавая удары налево и направо. И Остах, и даже пузатый Заяц добивали подранков, сбивая наземь. Барат встряхнулся и бросился к брату. Навстречу из хоровода теней вывалилось раззявленное лицо безумной старухи. Барат ткнул ее в сердце, как учили, и рука вдруг почувствовала ссохшуюся дряблую женскую грудь. Орать во время боя учитель строго-настрого запретил. Воин откинул старуху наземь. Следующей была какая-то девка, потом еще одна… Наконец из дома посыпались люди Зайца – и все разом закончилось.