Читаем Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года полностью

После кофе мы снова над «бездной». Не верилось мне, что дело пойдёт, что одолеем, но Гена твердил, что надо сегодня снять весь «большой фонарь». И хотя и устали уже, и замёрзли, и времени было много, но потихоньку дело шло… Вдруг неожиданно одна рама своим верхом стала падать мне на голову, она почему-то оказалась не сбитой с соседней. Но тут сноровка Гену не подвела: он быстро раму подхватил, беды не случилось. В общем, закончили снимать «большой фонарь» уже около 12 ночи. Разгорячённый Гена хотел взяться и за «малый фонарь» – перепалка (разгрузка нервов) убедила его возвращаться на Таганку.

Вернулись усталые уже в час ночи, ели пельмени. Гена лёг в 2:30. Я ещё варила щи, легла почти в 4.


13 января. Суббота

У меня крепкий сон после вчерашних стрессов на морозе, а Гене не спалось – с 8 утра уже смотрел по ТВ события в Чечне. Яркое солнце на улице. Гена торопился, сразу после завтрака уехал на Столешников. Я готовила, собирала еду и тоже в 4-м поехала к нему на Столешников. Кричала там снизу с улицы, Гена спустился, открыл мне, поднялись в мастерскую. И тут я обнаружила, что разбился литровый термос с кофе. Какая жалость…

Гена на крыше уже подготовил подход к «малому фонарю», чтоб его разбирать а это две сбитые под углом 9-стекольные старинные тяжеленные рамы, допожарные ещё. Настила под «малым фонарём» нет, сразу «колодец в бездну». Мне стало совсем жутко. Гена велел держать мне одну раму за край, а сам стал от неё отделять другую раму. На «колодец» (дыра вниз, в мастерскую) положил лестницу, рама повалилась на неё. Потом потащили эту раму по скользкой снежной крыше по краю пропасти-ямы от «большого фонаря». Я совсем обезумела от этого риска, страха, от тяжести, от высоты, началась истерика: «Не могу больше! Это уже за пределами разума!» Плакала и проч. и проч. Но… начали вторую раму снимать, она оказалась разбитой, тянули её тоже по краям «колодца-пропасти»… Справились.

Гена послал меня в винный магазин за пепси-колой (термос разбит, пить нечего, Гена весь взмок от напряжения, страдал от жажды). Потом через мансарду по лесенке начали спускать рамы в мастерскую.

В 7 вечера, как и обещал, приехал Тактыков Евгений Васильевич (наш помощник-покровитель, директор Мосинтура – напротив нашей мастерской) с женой и её сестрой. Погрузили на прицеп его машины часть рам, и они с Геной повезли рамы на Таганку. Антонина Ивановна с сестрой стали ловко и быстро отрывать листы ДСП от окон мастерской для своей дачи, я помогала спускать всё это вниз к входным дверям.

Вернулись Гена с Евгением Васильевичем (рамы на Таганке оставили у парадного). Тактыковы погрузили на прицеп снятые ДСП, пообещали приехать завтра в 6 вечера (отвезти оставшиеся рамы на Таганку) и уехали. Мы ещё спускали, перетаскивали рамы, Гена радовался, что «всё получилось как надо», дурачился.

На Таганку вернулись уже около 12 ночи, затаскивали рамы. Смешил Васька – бегал в противофазе с нами: мы в дом тащим рамы – он мчится на улицу, мы на улицу за рамами – он рвётся в дом… Потом при сверкающей ёлочке пили пепси-колу из рюмок – встречали старый Новый год.


14 января. Воскресенье

Как же трудно вставать… Сонливость, кости ноют, мышцы болят. Когда же кончится этот Столешников?! Гена встал позже меня, в 1-м часу, и в хорошем настроении. Звонил Шульпину, тот ничего нового о подготовке штурма Кизляра не знает. Гена завтракал, смотрел дважды новости по ТВ и в 2.30 уехал на Столешников.

Я кормила зверьё, сборы, чинила рабочие перчатки и поехала следом. У ворот наших (тут, на Таганке) сидит на корточках у стены молодой пьяный бомж, дремлет. Я прошла мимо, потом обернулась – а к нему подходит такая же грязная «подруга», пытается поднять его… (Я Гене потом: «Твои „герои“ приходили».)

Добралась до Столешникова. Всё у меня болит… Надоело тяжести таскать… надоела эта грязь и развалины… Сразу же стали спускать вниз тяжеленные 9-стекольные рамы. Потом Гена снял на мансарде раму со стеклянной дверью и начал снимать соседнюю толстую «венецианскую» раму-арку. Я топталась рядом в «сумеречном» состоянии, мёрзла. Рама-арка совсем не поддавалась, Гена стал её расшатывать, крутить (опять весь взмок от напряжения). Но тут в 7 вечера приехал Тактыков с женой. Стали грузить на прицеп наши тяжёлые рамы. Потом Гена опять принялся за раму-арку. И снял-таки! Поделили все рамы на две части – на две поездки. Грузили первую часть, но рамы стали заваливаться, пришлось перекладывать, привязывали, Евгений Васильевич уже нервничал, ему завтра на работу. Повезли первую часть. Доехали до Таганки быстро, разгрузились. И поехали все обратно на Столешников. Забрали и привезли на Таганку остальное. Разгрузились. Тепло простились. И они уехали. Удивительные люди! И с дачей возятся, строят, и нам помогают (правда, много чего нужного для дачи набрали-вывезли и из нашей мастерской).

Мы, усталые, всё со двора затаскивали в дом. Ужинали. ТВ – в Чечне всё по-прежнему. Гена лёг во 2-м. Я ещё возилась на кухне, легла почти в 2. Скорей бы наш дом на Столешниковом сломали…


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное