Вчера

Бригадир дробильщиков Крохмаль из–за собрания опоздал на рабочий поезд до Синельникова. Серба и Глюев не прочь бы на Днепр смотаться — до темна можно ещё как наплаваться и напляжиться! У Нади вечером свидание с рыжим сержантом, а ещё до этого обязательно погладить юбку, для чего достать в общежитии утюг, а до утюга невредно бы девочке и в столовую забежать. Вообще, собравшиеся в красном уголке — убеждённые враги нудных заседаловок.

Таков уж аглоцех, вернее, коллектив славного горячего цеха, одним словом, тяжёлый коллективчик. И оно понятно. Многие сюда поустраивались после отсидки в высоких широтах, другие пришли за неимением никакой порядочной специальности от некуда деться, третьи — не подозревая, куда идут.

Так что хотя Сенька всего третий месяц в цехе, а уже вроде бы как старожил, — братва здесь особенно не задерживается.

Однако Серба попал в аглоцех по самостоятельной причине, — как он обычно объяснял, из любопытства. Много читал о чудесах автоматизации на заводах тяжёлой промышленности, и вот потянуло, как кота на сметанку. Правда, были у него и другие причины, о которых он скромно умалчивал.

— Давай, начинай! — Запускает петуха дробильщик Евстафьев, тёзка Глюева, тоже Вовка. — Хватит шланги продувать!..

Из первого ряда, там, где женщины, так сказать, из «правительственной ложи», строго обернулись на него наши руководящие товарищи, — Пётр Прохорович Петлюк, как начальник цеха, и гость собрания — предзавкома. Там же толкуют о чём–то розовый от волнения Цовик и цеховой парторг Краминов, сухопарый и по–военному подтянутый.

То ли от нашего глухого ропота, то ли по указанию начальства, однако, в конце–концов, Соломон Цовик грузно проходит за стол, осторожно неся тоненькую папочку с отчётом и, зачем–то заглянув в неё, объявляет собрание открытым.

— Ну, что сказать, товарищи?! Всего у нас на отчётный момент 67 членов профсоюза, присутствует 45, собрание правомочное…

Против продолжения работы никто не высказался, но всё же голоснули для проформы. Потом оратор принялся бодро сыпать цифрами — процентами перевыполнения и роста, сравнениями с прошлым и позапрошлым периодами. Чувствовался опытный, математически крепко подкованный инженер, рыцарь логарифмической линейки, но, судя по остановкам и тому, как он тяжко, словно чугунные болванки, ворочал глыбы слов «экспериментирование» и «интенсификация», оказался далеко не Цицерон.

— За отчётный период поступило на работу в цех 106 человек, уволилось 123, в настоящее время в четырёх производственных сменах трудятся 87 человек вместо 128 по штатному расписанию, так что постепенно мы теряем людей, не удалось справиться с нехваткой рабочей силы и текучкой, наоборот…

В то же время, товарищи, местком распределил среди лучших рабочих восемь путёвок в санатории, 22 — в дома отдыха и 81 — пионерлагеря. Из них 77,7 % по сниженной стоимости, а 11,1 % — бесплатных полностью за счёт профсоюза…

Смена мастера тов. Зазыкина вступила в борьбу за почётное звание «Смены коммунистического труда»…

Одновременно с этим, цех ежемесячно перевыполняет производственные задания на уровне 104–112 процентов и занимает второе место в соревновании по заводу…

Производительность труда рабочих цеха выросла за 7 месяцев против запланированного роста на 4,5 процента и до конца года ожидается рост уже на 27,3 процента…

Я думаю, товарищи, что учитывая к тому же ещё и вылазки за город, культпоходы в драмтеатр имени Щорса и регулярные дежурства рабочих и служащих в составе патрульной дружины, надо сделать вывод, что цехком проделал некоторую работ, — скромничая, закончил свой доклад Цовик.

Председательствующий на собрании член профсоюза парторг Краминов объявил прения.

— Ну кто, товарищи, желает заметить что–либо по докладу? — Пригласил он, безнадёжно улыбаясь. — Первому — без регламента!

Твёрдо знал он по немалому предыдущему опыту, что теперь–то и начинается самое тяжкое в любом рабочем собрании, — поднять людей на разговор. Но и знал также Краминов, как, в сущности, невелика польза от большинства этих, внешне работоспособных собраний. Разойдутся по домам люди, а через месячишко, смотришь, запылились в папке нового предцехкома дельные и острые замечания рабочих.

— Ну, кто же, всё–таки, на почин?!

— Я, разрешите, я скажу… — Поднялся из рядов Серба.

С первого ряда на него, ободряя, отечески посмотрел Петлюк и с гордым видом наклонился к предзавкома Лупиносу. Что он говорил, нетрудно было понять по выражению лица, — вот, мол, какие орлы у меня в цехе. Полюбуйся! Таких упрашивать не надо…

Орёл достал захватанную записную книжечку и, поглядывая на страничку с цифрами, забасил чётко и внятно, так что все от удовольствия заёрзали на скрипучих колченогих стульях.

— Я не буду о самом докладе, товарищи, который очень сухо отобразил цеховое житьё–бытьё, да и не в культпоходах и не в путёвках оно. А касаясь работы смен и совсем зарапортовался уважаемый Соломон Ильич.

Я хочу сказать, что второе место по заводу и все мировые показатели — натуральная липа, подделка для отвода глаз от реального положения дел.