Вчера-позавчера

Это так было. В одну из ночей я проснулся и удивился, что во всем доме тишина, и я не слышу шороха ни от кровати отца, ни от кровати мамы. Это было странно: как это? Весь дом замер? Задрожал я и закричал: «Мама! Мама!» Оттого что прошло время и никто не отозвался, объял меня ужас, ведь крыса может вылезти из норы и обгрызть мне лицо, или дикий зверь может прийти и растерзать меня. А я – слепой и не могу сразиться с крысами и дикими зверями, и лежу один, а если и закричу, ни один человек не придет и не спасет меня. Стало мне жалко самого себя, и я заплакал: что случилось? Как это оставляют слепого ребенка одного? А когда прервал я на короткое время рыдания, наполнилось мое сердце досадой и гневом на отца и на мать за то, что оставили они меня и ушли себе. Снова принялся я плакать, но, когда понял, что никто не слышит моего плача, пришло мне в голову отомстить отцу и матери за то, что оставили они меня одного. Слез я с кровати, и надел талит, и надел штаны, и вышел наружу – вернутся они домой и не найдут меня! Пока я стоял на улице, услышал звуки музыкальных инструментов. Пошел я на эти звуки, пока не пришел в какой-то дом и не услышал, что там танцуют и играют. Снова я заплакал от этих чудесных нигунов. Стало мне жаль себя… такие чудные нигуны… и я рассердился на отца и маму, что они не привели меня послушать эти чудесные нигуны. Подошла какая-то женщина и спросила: «Мальчик, почему ты стоишь с закрытыми глазами?» Не сказал я ей, что я слепой, но сказал ей: «Так я хочу». Сказала та женщина: «Открой глаза, мальчик, и не упрямься». Захлестнула меня жалость к самому себе за то, что я слепой и не могу открыть глаза; и разозлился я на ту женщину за то, что она не знает, что я слепой и не могу открыть глаза. Сказал я ей в ответ: «Назло тебе не открою глаза». И, не договорив, разразился страшным плачем, так что слышен был мой плач из конца в конец дома. Услышала мама и ужаснулась – и она, и мой отец были среди приглашенных. Взяла меня мама на руки, и обняла меня, и закричала, и заплакала: «Птенчик ты мой! Ой, горе нам!» А когда немного успокоилась, начала она меня стыдить, что опозорил я ее и отца и явился босой на свадьбу. Стало мне жаль себя: мало того что она оставила меня одного, еще и ругает меня. И от жалости к самому себе сердился я на нее, и на своего отца, и на весь мир целиком: нет жалости в их сердцах к маленькому мальчику-калеке. И, начав плакать, больше не прекращал. Не помогали ни окрики моего отца, и ни мольбы моей матери, и ни сладкие пироги, что давали мне. Наконец, подошла какая-то старушка, и взяла меня за руку, и уложила меня на кровать, и я замолк, потому что не было у меня больше сил плакать. Все это помню я, как будто это было сегодня, хотя прошло уже пятьдесят семь лет. Теперь, когда ты пришел пригласить меня на твою хупу, ты просто вернул меня к жизни. Иногда человек задает сам себе вопрос, для чего он живет в мире, и не понимает, что делают ему добро, когда продлевают его дни, дабы он мог исправить то, что возможно. И хорошо, если исправлю я на твоей свадьбе то, что натворил на свадьбе твоего деда».

6

В это же самое время, когда приглашал Ицхак своих близких, обходила Ривка дома соседей и приглашала их на хупу. Одни пообещали ей, что придут, и не пришли, другие сказали прямо: «Не придем». Ривка не отказалась от мысли устроить праздник для дочери и купила халы, и вино, и сардины, и сладостей, и орехов, и водки, чтобы омыли гости руки и произнесли семь благословений. Кроме того, она пригласила двух барабанщиков и флейтиста веселить жениха и невесту на их хупе. А перед хупой одела мужа в субботнее платье, лапсердак и штраймл, и вымыла ему бороду, и вывезла его на кровати из дома, чтобы он видел хупу своей единственной дочери.

Лежал рабби Файш на своей кровати. Два синюшных мешка повисли под его глазами, и застывшие глаза глядят и не понимают, что они видят. Напротив встал реб Хаим-Рефаэль, слепец, и он будто подглядывает своими слепыми глазами, и нечто вроде улыбки застыло в них. Все еще не привык он к иерусалимцам, и ощупывал рукой, и кивал головой, и улыбался незрячей улыбкой, пугавшей людей.

Много гостей не пришло разделить радость жениха и невесты. Гинда-Пуа не пришла из-за болезни реб Алтера. Гравер и его жена не пришли, потому что пошли на церемонию выкупа первенца своей дочери, выпавшую на этот же день. Штукатур Эфраим не пришел, потому что лежал больной. Прошлой ночью, когда он ходил будить спящих на служение Творцу, попался он на глаза сторожу из Магриба, выламывавшему дверь лавки, чтобы выкрасть товар; набросился на него сторож и столкнул в один из люков. Вместо гостей, которые не пришли, пришли подростки, девочки и мальчики, посмотреть на дочку рабби Файша, выходящую замуж за «поляка». Каждый раз, когда показывался сосед или соседка, протягивала Ривка к ним руки и говорила: «Заходите, заходите, люди добрые! Приходите на хупу моей единственной дочери!» Не успевает зазывать их, как они уклоняются и проходят мимо. Тот, кто видел в тот день горе Ривки, не устрашат его муки ада.