Вчерасегоднязавтра (СИ)

И опять всё снова. К середине ночи Андрей утомился и заснул в кресле. Надя оделась и ушла. На улице, показалось, было неожиданно тепло, для октября, под ногами сыро - до вечера лил дождь; Надя прошла мимо тёмных пятиэтажек, и через проспект, по зебре, вошла в парк. Здесь стало спокойней, как-то вольней и совсем тихо. Только с деревьев капало, и звенели каблуки по асфальтовой дорожке, быстро и неровно. В центре парка стояли кольцом лавочки и странные скульптуры: три руки - кисти рук с растопыренными пальцами, днём они должны были, наверное, символизировать семью - большая синяя - папа; поменьше красная - мама, маленькая жёлтая - ребёнок, а сейчас одинаково бурые и под ними чёрные тени, они казались игрушечными деревьями, неполучившимися и безобразными. Чуть дальше, за руками поблёскивал пруд, и Надя пошла туда. Несколько лет назад, когда тут была грязная лужа, чмокал глинистый берег и плавал мусор, в парке было решено провести фестиваль цветов и тогда всё вокруг облагородили: подстригли кусты, разбили клумбы, поставили несколько детских площадок, на столбах развесили цветочные кашпо; почистили пруд, построили домик для уток, перекинули деревянный мостик с перилами. С момента фестиваля прошло уже два года, краска на площадках облезла, качели и лесенки стали ржаветь и местами покосились, в пруду снова появился мусор, а мостик подгнил, и перила почти отвалились. Но летом всё равно было людно, - лавочки по берегам усыпаны пивной молодёжью и бабушками с колясками, а на мосту собирались рыбаки и дети; одни ловили рыбу, другие кормили уток. Сейчас было мокро и пусто. По воде бежала рябь и что-то, видимо стеклянная бутылка, билось водой о бордюр. Надя села на мост, свесила ноги вниз - они почти касались дрожащей воды, - а вода поблёскивала в свете фонарей, казалась густой, как желе и живой. Хотелось плакать, - самозабвенно, как возможно только в одиночестве, но не получалось. Надя подробно представляла себе пьяный голос Андрея, его грубые интонации и руки, категоричную и властную Тамару Семёновну, полупризрачного Николая Ильича - все они виделись заводными истуканами, которые навеки застыли на одной точке раз и навсегда; та точка - их дом, их быт - маленькая планетка, шарик-мирок, капля в мире. Так мелко, так далеко... да и всё сейчас казалось незначительным. Надя легла навзничь, устремилась в белёсое с прорехами черни небо; спине было жёстко и мокро, но это тоже было, как и всё остальное, совсем не важно.

Что-то застучало по мосту, приближаясь, - над лицом нависла морда, - то ли такса, то ли спаниель, то ли ещё какая-то маленькая собака. Вслед за собакой появился и хозяин - крупный мужчина в капюшоне:

- Что-то случилось? Вам помочь?

- Нет-нет, всё в порядке. Спасибо. - Надя встала и пошла вперёд. Мужчина нагнал её и придержал за руку:

- Девушка, ну нельзя так поздно одной по парку! У вас точно что-то случилось, я же вижу, давайте погуляем вместе?

Надя попыталась отнекиваться, но незнакомец так участливо говорил и так бережно придерживал её руку - от него так и веяло теплом и заботой, - что Надя позволила себя увлечь. Они обогнули пруд, прошлись по аллее, по той, где Надя гуляла с маленькой Верой; дошли до беседки c дырявой крышей в глубине парка. Мужчина говорил о поэзии и театре, восхищался свежестью осенней ночи, вспоминал недавнюю смерть старенькой матери, свой развалившийся брак, несчастную школьную любовь; они сели в беседке, незнакомец нежно держал Надины пальцы:

- Какие хрупкие у вас пальчики... Таких женщин беречь нужно.

И Надя заговорила, и умолкнуть уже не могла, - всё что скопилось, вся эта спрессованная замороженная груда вываливалась наружу, больно царапаясь острыми углами; голос то прерывался, то снова набирал силу и сорвался, наконец, в плач - без всхлипываний и спазмов - вырвался вдруг потоком.

- Ну-ну, родная... - он гладил её по голове и целовал в макушку, и как-то незаметно его руки оказались у неё под курткой, Надя отпрянула.

- Ну что ты... что ты, милая... - руки стали настойчивей, в голосе зазвучала нехорошая улыбка - не жмись...

Надя пыталась отстраниться, но он держал крепко:

- Целку строить будем?

Он ударил её в челюсть, сжал плечи и повалил спиной на лавку, больно впечатав затылком в доски, наступил коленом в живот, отвесил несколько пощёчин.

- Сладкая сисечка, - он укусил её сосок - но висит... Ты что же, за сиськами следить надо! - он задрал ей юбку и разорвал колготки. Надя почувствовала, что руки свободны, снова забилась и тут же получила новый удар - с кулака в правую скулу, мужчина, видимо, был левша. "А блоху подковать слабо?" - подумалось вдруг, и тоненький крысиный смешок вырвался и, булькнув, умер в сыром воздухе.

- Не плачь, малышка, возьми конфетку... Ай, какая вкусная у нас конфетка!