Андрей был старше Нади на несколько лет, но совсем полуребёнок; с мягким, податливым характером, от природы добрый и впечатлительный, всё детство был вынужден поступать "как надо" и давить "хочу", - сам застилал постель, чистил зубы два раза в день, мыл руки перед едой и ноги перед сном, и твёрдо знал, что проснувшись раньше всех нельзя шуметь и выходить из своей комнаты, чтобы не тревожить родителей, у которых тяжёлая работа и уйма дел; с полутора лет он посещал ясли, с трёх - детский сад, в семь пошёл в школу, - носил синюю форму и октябрятскую звёздочку, в третьем классе как все повязал красный галстук, а через год, со всеми его снял. Он молчал и слушался лет до 13-ти, а потом все забитые "хочу", искалеченные и уродливые, выползли наружу; он стал прогуливать школу, пропадать на чердаках и в подвалах, курить, пить, нюхать клей, бензин и ацетон, - в то время это были самые популярные и доступные наркотики среди подростков лет до 17-ти; те, кто постарше употребляли кетамин, первитин, если повезёт - героин, и презирали "клеедышек". Родители Андрея, оба, работали в две смены, и уставали так, что сил хватало только на то, чтобы поесть и включить телевизор; для них было достаточно, что сын в одиннадцать вечера дома, и уж конечно, они не могли заметить, что ночью он выходит через окно. Они боялись потерять последнее, - их привычный мир покачнулся, всё вокруг вдруг изменилось - деньги, одежда, люди, улицы. По телевизору говорили много пугающего и непонятного, - бездомные, наркотики, бандиты, проституция... Тамара Семёновна и Николай Ильич отгораживались, как могли, цеплялись за своё привычное, и уж конечно, увидеть в своём доме, в собственном сыне это страшное, они были просто неспособны. Андрей кое-как закончил девятый класс, потом ПТУ, оттуда пошёл на завод, вместо двух лет армии провёл месяц в психиатрической больнице, потому, что пришёл в военкомат с бритыми висками и в майке с надписью: "Гражданская оборона". Москва стала взрываться, - подвалы закрыли, клей начали выпускать без толуола; Андрей постепенно взрослел, - пил с мужиками спирт и настойку боярышника, ночью спал дома. Встретив через несколько лет Надю, он смутно почувствовал, что есть что-то другое, что-то ещё, сначала ему нравилось опекать её и посмеиваться над наивностью и такой непривычной доверчивостью, а потом он стал цепляться за Надю, как за мать, которой на него не хватило. Со временем, различия между ними перестали волновать и, если раньше, каждый из них стремился постичь другого полностью, и вывернуть себя в ответ, то теперь, всё непонятное раздражало, казалось странным и чужим, а потому - враждебным. Когда родилась Вера, Андрей почувствовал себя совсем ненужным и брошенным, как подросток, у которого вдруг родилась младшая сестра, всё его неушедшее детское, весь протест и эгоистичная жажда любви вылились в неудержимое пьянство и потребность устроить скандал - так ненадолго становилось легче. Надя пыталась сохранить себя, казалось, стоит хоть немного ослабить напряжение, и она потонет, она находила, казалось, несуществующие силы, чтобы отвоевать что-то только своё, личное; восстановилась в университете, с остервенением била ночами по клавиатуре, выстраивала черновые схемы и таблицы в тетради и при малейшей возможности бежала в библиотеку.