Думаю, все готово. Осталось только нажать на кнопку воспроизведения. У меня заготовлена хорошая веселая песня, которая будет звучать в цикле столько времени, сколько потребуется. Я опускаюсь на колени рядом с подставкой, пытаясь стать меньше.
«На меня очень подозрительно смотрят», – рассказываю я Дрю. Не знаю, зачем я сейчас с ним болтаю. Все, что я получаю в ответ, – это дурацкий большой палец или кивок головы. Думаю, из-за этого я чувствую себя немного более уязвимым. Но я по-прежнему в западне. Мой разум кричит мне, чтоб я бежал отсюда. Может, пропустить это задание? Нет смысла трепаться с Дрю. Он все равно не освободит меня от этого. И Майк не освободил бы, будь он здесь. Я должен. Меня тошнит от одной мысли о том, чтобы нажать на кнопку, включить музыку и начать трястись.
Как неловко, – смеюсь я про себя. «О, Майк!» – говорю я в эфир и целую татуировку на руке. У меня нет выбора, кроме как выполнить его приказ.
Я нажимаю на воспроизведение.
Говорю себе, что я дерзкий американец, очень общительный и веселый, музыка наполняет меня первобытным восторгом, я нахожусь в блаженном неведении о том, что такое унижение. Я начинаю танцевать. В своей голове я говорю сам себе с ярко выраженным американским акцентом: «Вот что я люблю! Зажигаем! Да, ребята!»
На самом деле, я напряженно дергаю руками и ногами, как заржавевшая марионетка. Я понимаю, что мне еще даже не удалось улыбнуться, поэтому быстро нацепляю на лицо глупую ухмылку и начинаю приближаться к прохожим.
– Потанцуете со мной? – спрашиваю относительно бодро выглядящую пожилую женщину, надеясь, что кажусь открытым. Я нежно беру ее за руку и иду рядом с ней.
Она смеется надо мной.
– Совсем чуть-чуть? – умоляю я.
Она только смеется и проходит мимо.
– Потанцуете со мной? – спрашиваю я молодую женщину в спортивном костюме.
– Зачем это? – спрашивает она меня с подозрительной улыбкой, даже не сбавляя шага. Как будто я сейчас должен назвать ее любимую благотворительную организацию и сказать, что это в ее пользу!
– Просто так, – с открытой улыбкой отвечаю я, пытаясь оставаться энергичным и заряжать других позитивом. – Для любви и счастья.
Она сбегает. Я ее не виню, это ужасно. Песня кончается и тут же начинается заново. А ни один человек еще даже не остановился со мной поговорить, ни разу не качнул в такт со мной бедрами. Я ищу глазами Дрю, но он, должно быть, отошел, должно быть, почувствовал, что ему надо сменить угол съемки. Я его не вижу. Зато вижу два знакомых лица. Австралийки пришли. Они бегут ко мне, искрясь от радости, весело галдят мне в лицо и начинают бешено выплясывать вокруг меня.
Ну что, двое есть. Начало положено.
Но атмосфера изменилась. Это уже не какой-то почти пятидесятилетний тип неловко покачивает бедрами и пытается затащить кого-нибудь с ним танцевать. Это молодая кровь. Неподдельный австралийский энтузиазм. Заразительное веселье. Люди начинают засматриваться на нас троих, им делается любопытно, – может, стоит поучаствовать? А мои неистовые новые подруги начинают завлекать их в танец. Как таким откажешь? А я просто улыбаюсь и танцую.
Вот нас уже шестеро. Семеро. Восемь. Я приглашаю еще двоих, и они бегут от меня без оглядки. Но мне больше не надо ничего делать. Австралийки пускают в ход свою магию, и вскоре у нас набирается десять человек. Мы восторженно кричим и выдыхаем с облегчением. Я это сделал! Ну то есть, мы это сделали. Можно сказать, что я сжульничал, но ведь нигде не было сказано, как именно я должен набрать десять человек. Никто не говорил, что нельзя завлечь двух до агрессивности веселых оптимисток, чтобы они сделали за меня всю грязную работу.
Ко мне подходит Дрю. Его камера выключена – верный признак того, что дело сделано. «Пойдем съедим по пирожку?» – спрашивает он.
Да. Пожалуйста.
Великий притворщик
Куинстаун – это не только адреналин. Совершенно точно нет. Только что я в леггинсах из лайкры и (к счастью, в длинной) футболке выучил парочку важных терминов, которые помогут мне справиться со следующим заданием. Теперь у меня есть базовые представления о таких важных вещах, как «корова», «кошка» и «собака мордой вниз». Вы угадали, теперь я займусь йогой. Мало того, я притворюсь преподавателем йоги и проведу тренировку.
Это не первый раз в этом путешествии, когда меня вынуждают выдать себя за уважаемого педагога. В Гамильтоне меня привели в начальную школу и сказали детям, что я известный гончар, который научит их некоторым премудростям работы на гончарном круге.