Вдали от безумной толпы

Батшеба принялась мерить шагами гостиную, расхаживая от камина до двери и обратно. Лидди, напуганная непредвиденной вспышкой хозяйского гнева, пробормотала:

– Нет, мисс, что вы, мисс, я знаю, что все неправда…

– Ты так для того только говоришь, чтобы мне угодить. Но, Лидди, он не может быть таков, как о нем судачат! Слышишь?

– Да, мисс, да.

– Ты не думаешь, что он дурной человек?

– Я уж и не знаю, как мне быть, – сказала Лидди, начиная плакать. – Говорю «нет» – вы не верите, говорю «да» – бранитесь!

– Скажи, что не думаешь так! Скажи!

– Я не думаю, что он настолько плох, как о нем говорят.

– Он вовсе не плох! О моя жизнь, о мое сердце! Как я слаба! – бесцельно запричитала Батшеба, словно была в комнате одна. – И зачем я только встретила его! Любовь – всегда такое несчастье для нашего пола! Никогда не прощу Богу, что родилась женщиной! Какую цену мне приходится платить за хорошенькое личико! – Батшеба вдруг встрепенулась. – Знай, Лидия Смоллбери: если ты кому-нибудь хоть слово повторишь из того, что слышала от меня за этой закрытой дверью, я не буду больше ни доверять тебе, ни любить тебя. Рассчитаю немедля – в ту же секунду!

– Не хочу я ничего повторять, – возразила Лидди, выказывая женскую гордость миниатюрного сорта, – и служить у вас не хочу. Могу, коли вам угодно, после жатвы уйти, или на неделе, или сегодня даже… Не пойму, чем я так провинилась, чтобы на меня напускались ни за что ни про что! – величественно заключила маленькая женщина.

– Нет, нет, Лидди, останься! – проговорила Батшеба, с внезапностью каприза переходя от угроз к уговорам. – Не обращай внимания на то, какая я теперь стала. Ты мне не служанка, а наперсница… О Боже, Боже! От этой тоски я сама не своя и не ведаю, что творю! Сердце отяжелело и изболелось! Чего мне ждать? Ох, доведет меня любовь до беды! Быть может, мне суждено умереть в работном доме. Одному Господу известно, как я одинока!

– Я ни на что не буду обращать внимания и не оставлю вас! – пролепетала Лидди, рыдая, и порывисто поцеловала Батшебу в губы.

Батшеба поцеловала Лидди в ответ, и мир между ними был восстановлен.

– Я ведь нечасто плачу, верно, Лидд? Но ты заставила меня расплакаться. – Батшеба улыбнулась сквозь слезы. – Постарайся думать о нем хорошо, ладно, милая Лидди?

– Непременно, мисс, постараюсь.

– Он, знаешь ли, вполне постоянный, только на свой собственный необузданный лад. А некоторые, что гораздо хуже, бывают постоянно необузданными. Боюсь, я такая и есть. Обещай хранить мою тайну. Обещай, Лидди! Пусть никто не узнает, что я плакала о нем. Иначе меня ждет сущий ужас, да и ему, бедному, хорошего мало!

– Уж ежели я решила о чем-то молчать, то и под страхом смерти ни словечка не промолвлю! И вашим другом я останусь навсегда! – с чувством произнесла Лидди, уронив еще пару слезинок – не потому, что они уж очень просились на глаза, а скорее из артистического желания быть под стать обстановке, которая влияет на женщин в такие минуты. – Думается мне, Богу угодно, чтобы мы дружили, правда?

– Нисколько не сомневаюсь.

– Только, дорогая мисс, вы ведь не будете больше так на меня напускаться? А то вы вскидываетесь, точно лев, и мне страшно делается! Когда на вас расстройство находит, вы, верно, мужчине в силе не уступите.

– Неужто тебе на самом деле так кажется? – усмехнулась Батшеба, в глубине души всерьез встревоженная тем, что выглядит со стороны амазонкою. – Выходит, я грубая мужеподобная девица? – спросила она с некоторой тревогой.

– Вовсе нет, мисс, не мужеподобная. Но в вас столько женской силы, и она такая могучая, что иногда бывает похоже на то. Ах, мисс, – промолвила Лидди, сокрушенно вздохнув. – Мне бы не помешало иметь хоть половину этого вашего свойства. Изрядная защита для бедной девушки в наш подлый век!

Глава XXXI Упреки. Ярость

Следующим вечером, опасаясь, что мистер Болдвуд явится лично ответить на письмо, и потому предпочитая на некоторое время отлучиться из дома, Батшеба стала готовиться к тому, чтобы исполнить обещание, данное Лидди. В знак примирения компаньонка получила от госпожи разрешение поехать на неделю к сестре, вышедшей за преуспевающего изготовителя плетеных изгородей и яслей, который жил в очаровательной ореховой рощице за Йелбери. Обещание же состояло в том, что мисс Эвердин окажет сему лесному мужу честь, погостив у него день или два и ознакомясь с хитроумными новшествами, коими он дополнял свои изделия.

Наказав Габриэлю и Мэриэнн, чтобы хорошенько заперли все на ночь, Батшеба вышла из дома сразу же после короткого ливня: он наполнил воздух утонченным благоуханием и вымыл зеленое пальто земли, придав ему изысканный вид, но сама она осталась суха. Причудливые изгибы холмов и оврагов источали такую свежесть, что казалось, будто почва дышит, как юная дева. Довольные птички пели гимн этому великолепию. Бреши, зиявшие в облаках, напоминали пещеры, заполненные светом сокрытого солнца: оно повисло над горизонтом, так далеко уйдя на северо-запад, как только позволяла летняя пора.