Вдали от безумной толпы

До сих пор на землю не упало ни единой капли. Габриэль устало отер лоб и оглядел чернеющие громады незащищенных скирд. Стоило ли ему дорожить своей жизнью? Разве в будущем его ждало что-нибудь такое, ради чего следовало бы отказаться от выполнения важного и неотложного дела? Оук продолжил работу, приняв, однако, меры предосторожности: под стоговищем хранилась длинная цепь, которою привязывали норовистых лошадей. Он внес ее наверх по лестнице и одним концом прикрепил к металлическому стержню, а второй сбросил вниз и вбил в землю. Сей импровизированный громоотвод позволил ему почувствовать себя в относительной безопасности.

Не успел Оук снова взяться за инструменты, как на небе мелькнула пятая вспышка, быстрая, словно бросок змеи. Последовал адский грохот. Что открыл Габриэлю этот всполох изумрудного света? Поглядев вниз через край скирды, Оук увидел темную фигуру, по всей вероятности женскую. Уж не она ли это была – Батшеба, единственная отважная женщина в целом приходе? Фигура приблизилась, но в этот момент все опять поглотила тьма.

– Это вы, мэм? – спросил Оук.

– Кто здесь? – произнес голос Батшебы.

– Габриэль. Я на скирде, укрываю ее соломой.

– О, Габриэль! В самом деле? А я как раз потому и пришла. Меня разбудил гром, и я забеспокоилась о зерне. Какое огорчение! Можно ли еще как-нибудь спасти урожай? И где мой муж? Не могу его найти… Он здесь, с вами?

– Нет.

– А где же он? Вы не знаете?

– В амбаре. Спит.

– Он обещал мне позаботиться о скирдах, но теперь я вижу, что они не укрыты! Могу я чем-то помочь? Лидди забоялась выходить… Вот уж не думала встретить вас здесь в этот час! Так я чем-нибудь вам помогу?

– Если не страшитесь в темноте подниматься по лестнице, мэм, то вы могли бы подавать мне одну за другой вязанки соломы, – сказал Габриэль. – Так мы сбережем время, ведь для нас теперь каждая секунда на вес золота. Да и не очень уж тут темно.

– Я сделаю все, что необходимо! – решительно промолвила фермерша и, быстро взвалив к себе на плечо одну вязанку, вскарабкалась с ней наверх, положила ее у ног Габриэля и спустилась за следующей.

Когда Батшеба взобралась по лестнице в третий раз, все озарилось дерзким светом, как щедро глазурованная майолика. Сделался виден каждый узелок на каждой соломинке. На склоне холма показались две гагатово-черные человеческие фигуры. Затем скирда погасла, фигуры исчезли. Габриэль поглядел назад, на восток, породивший эту вспышку, шестую по счету. Темные очертания на холме были не чем иным, как тенями – Батшебы и самого Оука. Грянул гром. С трудом верилось, что эти адские звуки вызваны к жизни тем небесным светом, который еще секунду назад озарял все вокруг.

– Как страшно! – вскричала Батшеба, ухватив Габриэля за рукав.

Оук обернулся и поддержал ее, чтобы она не упала. В ту же секунду, при новом всполохе, он увидел на стене амбара точную копию черного тополя, росшего на склоне. Это была тень, словно убегавшая от другой молнии, посланной с запада.

Следующая вспышка застала Батшебу внизу. На сей раз даже не вздрогнув, хозяйка фермы взяла новую вязанку и опять полезла с нею на скирду. Когда гром отгремел, на четыре или пять минут небо затихло. Вновь стало слышно, как трещат колья, которые Габриэль поспешно вгонял в землю. Едва он подумал, что теперь гроза пойдет на убыль, последовал новый взрыв света.

– Осторожней! – крикнул Оук и, принимая у своей госпожи груз, опять схватил ее за руку.

Поистине, небеса разверзлись. Эта вспышка была так ослепительна, что Габриэль и Батшеба не сразу осознали ее невыразимую опасность, пораженные величественной красотой увиденного. Молнии сверкали на востоке и западе, севере и юге. То была подлинная пляска смерти: цепочки голубых огней образовывали беснующиеся скелеты, которые носились по небу, создавая ни с чем не сравнимый хаос. С ними сплетались клубящиеся зеленые змеи, а позади широко разлился менее яркий свет. Со всех концов грохочущего неба одновременно донеслось нечто скорее похожее на вопль, нежели на любой другой земной звук, хотя никакое живое существо не способно так кричать. В это же время одна из ужасных светящихся фигур коснулась металлического штыря, вонзенного в скирду, и невидимая искра сбежала по цепи в землю. Габриэль, почти ослепленный, ощутил, как теплая рука Батшебы задрожала в его руке. Это чувство будоражило своей новизною, однако и любовь, и жизнь человеческая казались пустяком перед лицом разъяренной вселенной.