Вдали от рая

В Арине он нашел не только любовницу и наставницу, но и собеседника. С ней, не прочитавшей в жизни ни одной книги, он делился скрытыми движениями своей души – потому что больше делиться было не с кем. А все время носить мысли и чувства в себе – слишком тяжелое бремя для молодого человека. Будучи почти уверен, что она не понимает и половины сказанного им (а, скорее всего, так оно и было), Волковской мог подолгу говорить при ней обо всем, о чем ему думалось, – о медицинской науке, ее настоящем и будущем; о нелепости российской революции; об абсурдности всех тех, устроенных новой властью перемен, что на их глазах происходили в деревне; о своем детстве, любимых сестрах, о страшной гибели отца… Арина слушала. Так слушать, как она, не умел никто. Даже не понимая смысла, она пыталась вникнуть в его слова, всем своим существом тянулась ему навстречу, как тянется выросший цветок навстречу солнцу. Она отлично понимала, когда надо поддержать его лаской или нежным словом, когда отвлечь, увести в сторону от неприятных мыслей, а когда просто помолчать и дать ему выговориться. Было у этой женщины какое-то удивительное чутье на него – все, что случалось в его внешней и внутренней жизни, все нюансы его состояний и настроений она улавливала каким-то таинственным образом. Он мог даже не говорить ей, что дурно спал ночью, что провел трудный день или что у него болит зуб, – она всегда знала это без его слов и даже могла определить, который именно зуб его беспокоит.

«Я тебя, ненаглядный, за версту чую…» – шептала она во время объятий, и Дмитрий понимал, что это не просто красивые слова…

Во всем этом Волковскому виделось нечто сверхъестественное. Он еще не до конца верил в реальность происходящего, но уже жаждал понять природу Арининого мастерства и овладеть им самому.

Он принялся за учение с тем же рвением, с каким ходил холодными зимами на занятия в университет в Петрограде. Но, несмотря на все старания, колдовская наука давалась с трудом, заговоры и другие магические действия результата не приносили.

Возможно, Дмитрий и добился бы успеха, будь у него побольше практики. Но тренироваться было особо не на чем, применять полученные знания на своих больных он не решался – что бы сказали в деревне о докторе, который вдруг принялся бы вместо лечения шептать над больным? То есть, быть может, сам способ врачевания и приняли бы – этим дикарям бабкины медицинские средства ближе и понятнее, чем достижения современной науки. Смущало другое – то, что местные жители догадаются о его связи с Ариной. Волковской и сам не знал почему, но очень не хотел огласки.

– Видно, обманулась ты, когда говорила, что во мне есть особая сила… – грустно усмехался Дмитрий после очередной неудачи.

– Сила в тебе есть, да веры нет, – отвечала его наставница, и по тону ее было ясно, что речь идет совсем не о церковной вере. – Заговоры читаешь – а сам внутри себя думаешь, что ничего все равно не выйдет. Нешто так можно? Ты пойми, Димитрий Володимирыч, в нашем деле дух – самое главное. Не травы, не заговоры, а дух. Сделать (так Арина называла свою ворожбу) на жизнь али на смерть иной раз одним духом можно…

И постепенно Волковской убедился в правоте ее слов, поняв, насколько важную роль в процессе ворожбы играет сознание, а еще точнее – энергия, которую колдун затрачивает на свое действие. Именно в умении нужным образом сконцентрировать эту энергию и четко ее направить и состояла главная тайна искусства Арины. С того момента, когда он открыл для себя эту истину, все изменилось, учение стало даваться ему легче. Искусством воздействия на живое существо он пока не овладел, но научился, силой неимоверной концентрации внимания, видеть ту самую оболочку, о которой говорила его наставница. И действительно – в этой оболочке обнаруживались прорехи в определенных местах. Во всяком случае, у больных, за которыми наблюдал Дмитрий, чаще всего так и было. А вот у трупов, у мертвых людей или животных, оболочка отсутствовала. Однажды Волковскому довелось даже самому наблюдать, как она тает и исчезает на глазах, покидая тело умирающего старика.

Шло время. Лето сменилось осенью, да и она уже перевалила за половину. Холодало, деревья теряли листву, дни становились короткими и пасмурными. Зарядили дожди, и в такую погоду Волковской приходил в избу Арины все реже и реже. Телесный голод был давно утолен, Дмитрий потихоньку заглядывался на других баб и девок, бывших моложе и красивее его любовницы, но не решался не то что изменить ей, но даже всерьез задуматься об измене. Арина, с ее чуткостью и прозорливостью, сразу уловила бы даже его мысли – и тогда… Страшно было подумать, на что оказалась бы способна эта ведьма из ревности.

На упреки любовницы Волковской оправдывался, что очень занят, много больных, да и дома дел по горло, холода на носу… Он действительно, как все деревенские жители, готовился к предстоящей зиме… и даже не подозревал, что может до нее не дожить.