Вдали от Рюэйля

— Идея удачная и романтическая, — одобрил де Цикада.

Он снял свой халат, продемонстрировав фланелевый жилет, длинные трусы и подвязки для носков. Надевая брюки, он рассказывал:

— Ах, Сюрен. Ах, мой дорогой Жак, ты даже не знаешь, что это для меня значит.

— Я раскрою тебе один секрет, — добавил он, застегивая ширинку. — Если меня так волнует уже одно название, одно лишь название «Сюрен», то только потому, что там живет та, которую я люблю, женщина, которую я люблю, моя женщина, моя жена, моя супруга, которая меня покинула, которая меня оставила, которая меня бросила, она меня подставила, злодейка, после десяти лет супружеской жизни, мерзавка, но я ее все еще люблю, стерву, эх, малыш, иногда я гуляю неподалеку, время от времени я замечаю ее издали, она все такая же красивая, у нее все такая же бесподобная фигура, у нее все такой же свежий цвет лица, у нее парикмахерская в Сюрен, порой я осмеливаюсь подойти, чтобы увидеть ее мельком, вспомнить ее черты, ее формы, но издали, лишь издали, ибо она меня ненавидит, и если увидит, то набросится с кулаками, надает тумаков, как давала когда-то, эта женщина — особенная, не как другие, ах, Жак Сердоболь, ты даже не знаешь, как можно любить в моем возрасте, особенно когда это безнадежно, а оставила она меня, ты, малыш, даже не угадаешь, из-за чего или, точнее, из-за кого, ты еще слишком молод, чтобы знать о таких гнусностях, она меня похерила ради женщины, понял, м.ч., до тебя дошло, удивительно, не правда ли? ах, малыш, такие истории случаются только с поэтами.

Он закончил одеваться. Подробно оглядел себя в зеркале и выбрал трость. Удачно крутанул ее, после чего сунул под мышку.

— В путь! — воскликнул он.

Он хотел поймать фиакр около Мальмезона, но там их не оказалось. Он отважился сесть в автомобиль, ландо, Жак сел позади него. Так, на этом трясучем механизме, они отправились в Сюрен. Сначала они молчали, охваченные радостью от передвижения с такой скоростью по рюэйльскому округу, который оба так хорошо знали. Потом, в тот момент, когда машина зафыркала на подъеме, де Цикада возобновил разговор.

— Ты влюблен?

— Ну, в общем, у меня есть подружка.

— Понимаю. Это еще не любовь. Увидишь позже. Однажды. Как сожмет тебе тисками сердце, как разобьет его — хрясь! — а потом оно будет кровоточить, кровоточить. Всю жизнь. Но вернемся к нашим мериносам[74] (я сказал «к мериносам», дабы избежать общего бараньего места, несколько избитого со времен Панурга[75], избежать общего места — в этом суть всей поэзии, я заявляю тебе это между прочим, я шепчу тебе это между нами, не говори об этом никому! молчок! секрет! могила!), скажи мне, малыш, твоя антология это серьезно?

— Серьезнее и быть не может, мсье де Цикада.

— И надо платить?

— Сорок франков страница, мсье де Цикада.

— Сорок франков страница?

— Сорок франков страница, мсье де Цикада.

— Ну и цены!

— Это на рекламные расходы, мсье де Цикада.

— У вас будет большая рекламная кампания?

— Гигантская, мсье де Цикада.

— Ты мне сделаешь небольшую скидку?

— А наши рекламные расходы, мсье де Цикада?

— Старому другу семьи?

— А наши рекламные расходы, мсье де Цикада?

— У меня на это нет средств, я всего лишь бедный поэт. Ну же, малыш, уступи по тридцать франков за страницу.

— А наши рекламные расходы, мсье де Цикада?

— Я куплю у тебя пятнадцать страниц. Пятнадцать страниц по тридцать франков.

— Сорок, мсье де Цикада.

— Но не могу же я упустить такую возможность!

— Сорок, мсье де Цикада.

— Поклянись, что это всерьез!

— Сорок, мсье де Цикада.

— Ну ладно! ладно! Я куплю у тебя десять страниц! Четыреста франков!

— Оплата наличными.

— Ай!

— А рекламные расходы, мсье де Цикада?

— Старый друг твоего старого отца.

— А рекламные расходы, мсье де Цикада?

— Безжалостная молодежь!

Де Цикада вытащил из кармана толстый суфьяновый[76] бумажник.

— Ты напишешь мне расписку?

— Прямо сейчас!

Они попросили водителя тормознуть, дабы дать возможность одному составить бумаженцию, а другому — выудить из скаредного кошеля востребованную деньгу.

Сделка заключилась, и дрын-дрын тронулся. Де Цикада улыбался с довольным видом, Жак думал уже о другом. Наконец доехали до бульвара де Версай. Де Цикада попросил остановиться около вокзала и улетучился. Жак спустился к Сене.