Вдали от Рюэйля

На пароходике почти никого не было. Жак устроился на скамейке на корме, за его спиной, убегая вдаль, тянулась вереница пейзажей, сменяющихся под мерное движение медленно плывущих барж. Мирно работали заводы, на ветру колыхались деревья Леса[77]. Предгородья были прелестны. До чего же все это казалось продуманно безмятежным. Жак закуривает сигарету, и вдруг волна подхватывает маленький пироскаф и относит его в зону мощного циклона. В метаметеорологическом тумане пролетают долгие часы и наверняка дни. Жак продолжает курить. Затем море успокаивается, и Жак понимает, что остался один. Утонули его попутчики, утонуло все человечество. Он держит штурвал и ведет свое судно в никуда. Тем временем вода начинает нагреваться и закипать: дело в том, что земля приближается к солнцу. Вода кипит, кипит, кипит, и океаны медленно испаряются. Жак продолжает дышать: вне всякого сомнения, его легкие претерпели необходимую трансформацию. В силу внезапной мутации Жак превращается в саламандру, в гелиоколя[78], в несгораемый, живой комочек асбеста. Теперь земля выглядит как булыжник, докрасна раскаленный огнем небесной печки, и, разумеется, конечно же, естественно, уже давным-давно нет и самого пароходика, который разбился, сгорел, сгинул. Позднее, после того как солнце, вдруг задутое каким-нибудь космическим ветром, затухает, сразу же становится очень холодно, и земля раскалывается на тысячи ледяных кусков, которые разлетаются по безднам пространства. На одном из этих осколков находится Жак Сердоболь, правда, в виде споры с очень твердой скорлупой. Но этому семени достаточно толики тепла от какой-нибудь мечты, чтобы вновь пробудилась человеческая форма Жака Сердоболя, который в этот момент просматривает «Спортивный Париж».

— Мне бы никогда не пришло в голову поставить на лошадь с такой кличкой, — сказал Белепин, глядя, как Жак забирает у букмека[79] закобыленный выигрыш.

— Не следует доверять предрассудкам, — сказал Жак.

— Конечно нет, — сказал Белепин. — Но все равно, до чего мерзкие эти паразиты, даже говорить о них противно.

— Вы очень щепетильны, мсье Белепин, — сказал Жак.

— С гигиеной следует все же считаться. Смерть вшам[80] да мошкам! Смерть мандавошкам! Каков слог?

— Хи-хи, — хихикнул Жак.

— Хорош потешаться. Где башли?

Жак вытащил из портмоне банкноты.

— Двести франков мамаши Жопосла и четыреста франков де Цикады.

— Превосходно. Вот ваши десять процентов.

— Сэнк ю.

— Стихи де Цикады у вас?

— Нет. Я забыл у него спросить. Зато вот стихи мамаши Жопосла.

— Впрочем, это не имеет никакого значения, — сказал Белепин, — учитывая то, что я с ними сделаю.

— А что вы с ними сделаете? — спросил Жак.

— Ну разумеется, ничего!

Жак посмотрел на него.

— Это вас удивляет?

— Нисколько. Разумеется, вы с ними ничего не сделаете!

Он доехал на такси до улицы Лувра[81] и послал де Цикаде перевод на четыреста франков. Вернулся пешком.

— Какой же я все-таки дурак.

Он пошел по набережной. Люди возвращались домой. Они возвращались из кинематографа.

II

V

Сюзанна подтерла мальчишку, затем отнесла его в кровать. Жак, утопая в кресле, курил сигарету, пепел с которой регулярно падал на ковер, ковер затрепанный и засаленный. На столе в фиолетовой тени от порожней на три четверти бутылки с нажористым красным винищем остатки продуктов превращались в отходы. От окурка, лежащего на краю тарелки, к сероватому потолку тянулась прямая струйка дыма. Раздается стук в дверь, входит Бютар[82].

И говорит: «Вот те на, а Сюзанны нет».

Он садится.

Жак сообщает ему, что она укладывает мальчишку.

— С Мишу все нормально?

— Да.

Жак встает, выливает себе в бокал остаток вина, выпивает.

И говорит: «Я пойду. Пойду работать. Останусь там на всю ночь».

А Бютар ему и отвечает: «Ну тогда спокойной ночи. Счастливо поработать».

Городишко погружается в сон. Жак проходит мимо ярко освещенных пучин трех-четырех кафе, но не бросается в них. Он доходит до крепостных стен, вдоль которых и идет. Внизу шумит местами бурная речка. Предприятие «Бапоно»[83] расположено на окружной дороге, вне города. Жак звонит, вылезает сторож с болтающимися до колен подтяжками, расстегнутой ширинкой и слипшимися волосами. Он открывает дверь, заявляя при этом о своей готовности вкрадчивыми и тонкими намеками надоумить г-на Бапоно снабдить своего инженера-химика личным ключом. После чего опять уходит дрыхнуть. Жак пересекает двор, скрипит гравий. Жак входит в свою лабораторию и — не обращая внимания на оживление, которое его приход вызвал у крыс, мышей и прочих зверушек, призванных сносить последствия его фармацевтической и ветеринарной деятельности скорее химического, нежели биологического характера, — садится.

Курит сигарету.