Вдали от Рюэйля

— Ну а не считая этого, как продвигаются наши индивидуальные исследования? Получается? Я уверен, что получается. Рационал! Рационал получается? А Митоктон[86] Бапоно? Получается Митоктон Бапоно?

— Я представлю вам отчет в течение этой недели.

— Прекрасно. Великолепно. Но индивидуальные исследования, расскажите-ка мне о них. Хотя, может, это нескромный вопрос?

Он отпустил его руку, отошел на два шага и с восхищением оглядел Жака.

— Послушайте-ка, не знаю, говорил ли я вам уже, но вы — впечатляющий экземпляр. Вы занимались спортом?

— Да. И даже танцами. Балетом.

— Обалдеть. Обалдеть. Обалдеть.

Он смотрел на него с восхищением.

— Я должен был поступить в Оперу, — сказал Жак. — Я давал сольные спектакли в зале «Плейель» и выступал на сцене нескольких мюзик-холлов. Впрочем, у меня это семейное, поскольку моя мать была балериной в кордебалете оперного театра Бордо. Но из уважения к отцу, который был архиепископом, я выбрал химию.

Бапоно вновь взял Сердоболя под руку и увлек в очередной обход лаборатории быстрым шагом.

— Танцор, — восклицал он, — инженер-танцор, танцор-инженер, нет, мне все-таки попался редкий экземпляр. Обалдеть!

Он вновь отпустил руку Жака, чтобы отойти на шаг.

— Вы чертовски хорошо сложены, — продолжил он. — Особенно поразительным я нахожу затылок, он свидетельствует одновременно о силе и уме обладателя. Такой затылок воспринимается как самое настоящее произведение искусства. Вам смешно? Вы — ученый, а я — промышленник, но искусство выше всего, не правда ли? Вот это нас и объединяет.

Он попытался вновь ухватить Жака под руку, но тот незаметно отстранился.

— Мне вот танцы, — сказал Бапоно, — художественные танцы, разумеется, кажутся чем-то феноменальным. Всякий раз когда я оказываюсь в Париже, бегу на балет. Вы даже не догадывались, правда? Вы даже не представляли? Балет — это восхитительно. Балерины — сплошное очарование. А красивые, атлетически сложенные тела в облегающих трико — вот что дает глубокое представление о человеческой анатомии.

Он кашлянул.

— А если вы мне что-нибудь станцуете? — предложил он. — Я бы обеспечил музыкальное сопровождение, а вы бы выделывали свои па.

Он принялся напевать, затем попеременно имитировать струнные и духовые. Жак после некоторого замешательства выдал несколько па, затем перепрыгнул через стол с рьяностью позитрона, вытолкнутого из ядра бора.

Вошла мадам Бапоно.

И сказала: «Не стесняйтесь, господа».

Бапоно прыснул со смеху. Жак сделал достойное лицо и поклонился. Мадам Бапоно была одета так же, как ее дочь, ее шлепанцы были расшиты идентичным образом. Она подвинула стул и села.

— Прошу вас, — сказала она. — Продолжайте.

Она доброжелательно улыбалась.

— Нет-нет, — воскликнул Бапоно, потирая глаза, — на сегодня хватит. Пойдем спать.

— Вы репетировали? — спросила мадам Бапоно.

— О нет, мадам, я руковожу, я сам не играю.

— А какую пьесу вы нам готовите?

— Это секрет, мадам.

— Ладно, все, — сказал Бапоно. — В койку. Дадим молодому человеку возможность поработать.

Он встал и бесцеремонно ссадил супругу.

— Спокойной ночи! — крикнул он. — Спокойной работы!

Еще секунда — и их уже не было.

Жак еще раз обошел лабораторию, погладил Газдрубала, рассеянно посмотрел на пару кристаллизаторов, затем выключил свет и вытянулся на диване в своем кабинете. Он проснулся, когда аппараты для растирания в порошок Интегральной Микстуры Бапоно уже давно урчали. Он услышал, как с полной отдачей стучит пишущая машинка Жинетты.

Он потянулся, встал и решил пойти побриться. В зеркале, висевшем над его письменным столом, он увидел Корбиньона, который усердно трудился согласно полученным инструкциям.

— Который час, Корбиньон? — крикнул он.

— Полдесятого, мсье Сердоболь.

— Я проработал всю ночь, — сказал Жак.

Он посмотрел на себя в зеркало. И окончательно утвердился в своем намерении отправиться в парикмахерскую.

— Все в порядке, Корбиньон?

— Да, мсье.

— Ничего особенного?

— Нет, мсье.

Сказали друг другу они.