Конечно, это правильно, что умы людей должны быть обращены к неизбежности смерти всякий раз, когда они идут в церковь. Но вряд ли стоит будоражить чувства человека необходимостью подготавливаться к могиле, вывешивая рекламу, напоминающую ему о том, какую цену ему придется заплатить за похороны и место последнего упокоения. Кроме того, это делает гробовщиков лихоимцами и наполняет их сумрачные души нездоровыми желаниями.
Я вижу нашего каждое воскресное утро, стоящим возле стены погоста и держащим руки в карманах, исподлобья поглядывающего в сторону прихожан, присматривающегося к ним оценивающим взглядом и бормочущего себе под нос: "Отлично! Этому понадобится гроб из красного дерева, у меня такой как раз имеется", "Если бы я приложил должные усилия, вон тот помер бы еще пять лет назад!", "Когда Томпсон окажется моим заказчиком, я здорово напьюсь!", "Эти дочери Маллигана не дадут на похороны своего старика более четырехсот долларов, когда он помрет!", "Эти прихожане обладают самым крепким здоровьем из всех, кого я когда-либо видел!" и т.д. и т.п.
Если бы я был церковным начальством, то запретил бы эту позолоченную рекламу и попытался перевоспитать ее владельцев.
Ни один человек не должен маяться каждое воскресенье пустыми заботами о предстоящем когда-нибудь погребении своих близких.
Сейчас заняты подготовкой к холодам, выкладывая в церкви новые печи. Те, которые были выложены в прошлом году, как мне сказали, не работали должным образом. Первый раз их зажгли в субботу утром, а в воскресенье дым был настолько плотным, что никто не мог видеть стоящего на кафедре священника. Мастер поправил вытяжку в дымоходе. Вечером следующей субботы печи зажгли, но утром в воскресенье теплый воздух имелся только над крышей, а прихожане в самой церкви замерзали. Священник отдал распоряжение растопить печи в четверг, надеясь, что к воскресной службе церковь прогреется. Так и поступили, но рано поутру в воскресенье печи оказались забиты пеплом настолько, что огонь погас, и термометр возле первых скамей показывал ноль градусов.
Тогда церковный сторож получил приказание затопить печи в четверг и присматривать за ними оставшееся до воскресной службы время. Он так и поступил; к назначенному времени обе печи исправно давали тепло. И это было единственное теплое воскресенье за всю прошлую зиму. Снаружи церкви зуб на зуб не попадал, внутри же все обливались потом, а органщик два раза падал в обморок. Следующим воскресеньем сторож попытался сделать пламя поменьше, прикрыв заслонки; как следствие, церковь наполнилась угарным газом, так что хор не мог петь, а священник - читать проповедь, не заходясь кашлем после каждого произнесенного слова.
Затем случилось вот что: сторож удалил чугунную задвижку в полу, чтобы проверить вытяжку горячего воздуха. Оставив отверстие открытым, он отлучился в подвал, когда в церкви появился старый мистер Кулмер, в поисках своих перчаток, которые, как он думал, оставил здесь на скамье. Нетрудно догадаться, что он угодил прямо в отверстие, откуда его извлекли полузадохнувшимся. В тот же день одна из печей взорвалась, и пожар едва не спалил церковь. Возникла необходимость использовать обогреватели какого-нибудь другого вида.
Кстати сказать, старый мистер Кулмер по отношению к церкви обладает весьма печальным опытом. Он плохо слышит, и несколько служб назад во время проповеди совершил страшную ошибку. Священнослужителю понадобилась цитата, и, поскольку она была очень длинной, то он захватил книгу с собой; когда пришло время, он взял ее, раскрыл и принялся зачитывать. По окончании проповеди в нашей церкви мы всегда поем Old Hundred, и мистер Кулмер, увидев книгу в руках священника, подумал, что проповедь близится к концу, и в то время, пока тот читал, открыл свой сборник гимнов в нужном месте. Как только священник закончил чтение и отложил книгу, человек, сидевший рядом с мистером Кулмером, зевнул, и мистер Кулмер, подумав, что тот начинает петь, немедленно, дурным голосом, приступил к пению Old Hundred. Поскольку священник сделал паузу, прежде чем продолжить, в полной тишине церкви пение мистера Кулмера произвело неизгладимое впечатление. Но старый добрый мистер Кулмер ничего не заметил, поэтому благополучно допел гимн до конца.
Закончив, он заметил, что все остальные сидят тихо, за исключением немногих, кто смеялся, прикрыв рот ладонью, поэтому наклонился и громко спросил у человека, который перед тем зевнул:
- Что случилось с прихожанами? Почему никто не идет домой?
Мужчина пришел в замешательство, поскольку видел устремленные на него глаза прихожан и знал, - чтобы мистер Кулмер услышал его, ему придется кричать. Поэтому он просто приложил к губам палец, призывая того к молчанию. Но мистер Кулмер расценил этот жест противоположным образом.
- Спеть другой гимн? Ладно.