Павел еле мог противостоять таким порывам и желаниям. Также сильно хотелось ее защитить. Прежде всего, от своей же глупости и черствости. Он очень ясно осознал, что до встречи с Машей относился равнодушно к чувствам других. То есть, абсолютно.
Было безразлично, если он кого-то ранил или обидел. Тактика — цель оправдывает средства — хороша в карьере, но не облагораживает личность. Он и не был благородным.
Отпустив себя, уже с трудом справлялся с собственническими замашками. Эмоций оказалось настолько много, они плескались в нем через край. Ладно, если бы Паше было пятнадцать или даже семнадцать лет, но ведь ему двадцать девять! Право, даже его тонкий и продуманный план по возвращению его девушки, под угрозой срыва.
Доходило до абсурда. Встречал утром у общежития, приезжая заблаговременно, боясь ее пропустить. Отслеживал ревнивым взглядом любого мужчину поблизости — сосед-студент, пенсионер-вахтер, неважно! Важно, не задержал ли тот взгляд дольше положенного на ЕГО девочке. Подолгу сидел в машине и смотрел в окна Маши. Забирал завтракать в кафе или покупал по дороге булочки и кофе и зазывал Машу в парк. Посидеть вместе на скамейке.
Такое поведение совсем не характерно для Павла. Он рациональный, сдержанный и далеко не романтичный человек. Во всем, что не касалось его Маши.
Встречал ее вечером и с трудом отпускал обратно в общежитие на ночь. Каждый раз прикусывал язык, не давая вырваться уговорам переехать к нему. Маша итак позволяла гораздо больше, чем он заслуживал. Паша понимал это, но не мог физически от нее отлипнуть, дышать хотел исключительно ее запахом. Носил ее шерстяной шарф.
А когда играл, перед внутренним взором маячили ее серые глаза и умопомрачительные губы. Озабоченный идиот.
Профессор посоветовал Павлу не впадать в крайности. А то, то «рыба замороженная с калькулятором вместо сердца», то темперамент зашкаливает и смычок как хвост у щенка прыгает.
Девушки любят ушами. Может быть и так. Для Маши слова имели огромную силу. Так смысл, содержащийся в одном из них, произнесенном вслух, мог полностью изменить ее состояние. Слово «хаос», например, ее успокаивало. Это сочетание букв, звучание, которое значило для девушки саму жизнь. Говоря сама себе «хаос», снова и снова напоминая себе, «хаос», - Маша переставала дергаться и переживать, пытаться все контролировать, объяснить и разложить по полочкам. Все мы частички одного огромного и непостижимого хаоса, вселенского беспорядка. У него своя логика и все идет так, как и должно идти по этой логике.
Такая нехитрая философия помогала Маше жить. Философия, заключенная для нее в одном единственном слове.
Буквы же л-ю-б-о-в-ь, именно в таком порядке, вызывали перед ее глазами лицо Павла. Она слышала его голос, который произносил «люблю», низкое звучание виолончели. Все то, что он мог Маше дать и сделать. И хорошее и плохое, — все. Это слово каждый раз пробирало до самой глубины.
Маша хотела говорить это слово Павлу в ответ. Она дрожала от этого, вот-вот оно сорвется с губ. Тогда, когда он встречает ее по утрам или когда берет за руку, или они встречаются взглядами и не могут отвести глаз друг от друга. Вот-вот скажет «люблю»… И не говорит. Хочет сказать, но в последний момент глотает слова. Хочет жить с ним и любить не оглядываясь, но делает это как-то не до конца, наполовину. Оставляя себе маленький отступной путь, на всякий случай.
Сидя в общаге за узким столом, заваленным бумагами, пыталась переводить текст. Честно пыталась, интересно и самой читать про шведа Нессера и его творчество, переводить интервью. Еще бы не было! Но в памяти то и дело всплывал разговор с Павлом. И, увы, Нессер определенно уступал Павлу по всем параметрам.
Маша закрыла комп и откинулась на спинку стула. Работать невозможно.
Павел позвал ее с собой в Японию. Она мечтала побывать в Японии. Если же еще и вместе с Пашей..! Одна из немногих вещей, о которых Маша действительно мечтала, представляла и надеялась когда-то накопить достаточно денег, чтобы поехать в страну восходящего солнца.
Павел просто взял и спросил, мимоходом, обыденно:
— Поедешь со мной в Японию? Я могу там еще два концерта сыграть в двух городах.
Маша неприлично вытаращила на него глаза.
— А… я зачем?
— Без тебя не поеду. Уже не поехал, но на два последних концерта можно успеть.
— Ты не поехал из-за меня играть в Японии? — у нее не укладывалось это в голове. Все-таки не поход на рынок отложить, он гастроли отменил.
Павел остановился посередине тротуара и повернул лицо Маши к себе, заставив смотреть в глаза. Он не произнес вслух всех тех слов, что говорили, кричали его глаза. Очень выразительно, громко и ясно. Только приблизил свое лицо к ее, и прошептал:
— Люблю. И не оставлю.
И это признание, и поступок значили для нее больше, чем все предыдущие, тоже искренние слова. У Маши перехватило дыхание. Она почти сказала «да», вот-вот скажет и «люблю».
Но снова помешало одно воспоминание. Маша не могла не спросить, пусть и понимала, что глупо уже сомневаться.